Книга Голос, страница 36. Автор книги Доминик Сильвен

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Голос»

Cтраница 36

— У меня есть к тебе личный вопрос. В общем, очень личный, если учесть, на каком этапе…

— Давай, говори.

— Шрам у тебя на животе, это с тех пор?

— Да. И это не единственный. Я выпрыгнула в окно с третьего этажа. В закрытое окно.

— Ну, ладно… я хочу, чтобы ты мне все рассказала.

Лицо Левин приняло обреченное выражение, она села в кресло напротив него и заговорила. На протяжении всего ее рассказа Брюса не оставляло чувство, что он видит все на экране. Он не перебивал ее.


Воскресным утром, около семи, она выходит на пробежку в парк Сен-Клу. Она собирается пробежать свои обычные восемь—десять километров в приличном темпе. Видит других бегунов. Егерь, управляющий фермой, находящейся на перекрестке аллей, перестроенной и превращенной в музей. Знакомые лица. Левин уже много лет бегает в Сен-Клу два раза в неделю. Под высоким деревом ее бег прерывается. Обжигающий укол в спину, она шатается и видит, как дорожка приближается к ее лицу, чувствует, что ее поднимают под руки. Левин проваливается в пропасть. Вынырнув из нее, она просыпается в пустой комнате. Она раздета.

Место для нее было подготовлено. Помещение площадью около пятидесяти квадратных метров. Бело-розовое, как брюхо чудовищного зверя. Почти не отапливаемое. Окна законопачены. Неоновый свет не гаснет ни на минуту. Ее руки скованы наручниками. На щиколотках — стальные обручи, припаянные к цепочкам, прикрепленным к стене. Все звуки приглушены. Она кричит, пока не срывает . Ей холодно, она хочет есть. Она мочится под себя. Проходят часы, дни. Иногда она сворачивается клубком и засыпает. Она теряет ощущение времени. В какой-то момент она перестает звать, потому что язык становится сухим, как промокашка. Она говорит себе, что умрет.

Она просыпается в темноте, поднимается, ищет стену, чтобы опереться. Прислушивается. Тишина. И вдруг она слышит шаги и зовет: «Кто вы? Ответьте!» Она невероятно остро воспринимает все происходящее. Даже свой собственный голос, который, кажется, ей уже не принадлежит. И дыхание мужчины. Она ощущает его так, словно он дышит ей в самые уши.

Вдруг кто-то набрасывается на нее. Чьи-то руки ощупывают ее тело. Она отбивается, бьет по жирной туше, которая возвращается снова и снова, принимает удары без заметной реакции и пыхтит, как будто легкие у нее сделаны из какого-то нового материала. В то время она уже начала заниматься кун-фу, но еще ничего в нем не понимала. Ничем не прониклась. В конце концов, он ее оставляет. Она дрожит всем телом, ее тошнит от отвращения и страха. Возвращается тишина, она снова может контролировать свое дыхание и свое тело. Она прислушивается, она вся обращается в слух.

Вдруг она слышит, как он идет в глубину комнаты. Щелчок. Вспыхивает свет. Она видит совершенно голого отвратительного жирного борова с чулком на голове. А на шее у него странный прибор, меняющий звук его дыхания. Он ходит взад и вперед, иногда останавливается, чтобы посмотреть на нее. Она решается заговорить, спокойным голосом сообщает ему, что работает в полиции. Он не отвечает; это длится бесконечно. Она говорит, говорит. Потом она начинает умолять его, чтобы он дал ей пить. Он приносит ей бутылку воды и коробку соленого печенья, похожего на собачий корм. Она ест и пьет. Он приносит ей ночной горшок и уходит.

В течение долгих дней мужчина не произносит ни слова. Время от времени он кормит ее. Ненадолго освобождает ей ноги. Это происходит через разные промежутки времени, она не может понять, чего он добивается.

В какой-то день он впервые заговаривает с ней. Отвязав ее, он произносит: «Танцуй! Танцуй! Танцуй!» искажен. Прибор придает ему металлический тембр. Он забавно пришепетывает на «ц». Ей почти хочется рассмеяться, но в то же время ей страшно. Страшно, как никогда в жизни.

Другого она от него не услышит. «Танцуй! Танцуй! Танцуй!»

Кончается тем, что она подчиняется и начинает кружиться перед ним. Она ускоряет движения, чтобы справиться с холодом. Понемногу, день за днем, она начинает ждать мгновений, когда он освободит ее ноги и она сможет разогреть мышцы движением. Когда он заставляет ее танцевать, то меняет освещение, словно режиссер шоу.

Проходят часы искусственной ночи, сменяясь часами искусственного неонового дня. Она никогда не знает времени его прихода. Ее тюремщик умеет сбивать с толку. Она с самого начала поняла, что он поставил своей целью сломить ее сопротивление. Он похож на вьетконговца, на красного кхмера, на нациста. Он хочет уничтожить ее женское «я». Сделать из нее игрушку. Танцующую куклу. Ничего другого он не хочет. Это действительно жирный боров, который пытается овладеть ею после того, как она поест, но у него ничего получается, он только щупает ее жирными руками.

Однажды он в очередной раз освобождает ее и приказывает танцевать. Она подходит к закрытому окну. Она ставит на кон все, рискуя разбить себе голову о заделанное окно. Или выбить его и переломать себе руки и ноги, позвоночник, выпрыгнуть в пустоту и умереть, пролетев метров пятнадцать—двадцать вниз.

Окно с грохотом разбивается. Она чувствует, как летит в темноту, и начинает кричать. Приземлившись, она чувствует страшную боль. Ей кажется, что у нее сломаны лодыжки. Она встает. Бежит среди пустынных складов ноябрьской ночью, совершенно голая, в крови, утратившая ощущение времени, ее конечности сводит после пребывания в плену, продолжительности которого она даже не представляет.

— В Париж меня привез Бертран Делькур.

— Это кто?

— Стюард, с которым ты столкнулся на втором терминале. Он возвращался из аэропорта, один в машине. Сначала, увидев меня в свете фар, он прибавил газ, но потом остановился и дал задний ход. Он отвез меня в больницу. Потом он часто приходил меня проведать. Мы остались вместе.

— Почему?

— Ну, так получилось. Он был милым и красивым мальчиком.

— Не верю.

— Его восхитила моя сила. Или то, что он считает силой. А мне нужна была опора. Я не согласилась идти к психиатру.

— А сейчас?

— Что — сейчас?

— Какого черта ты с ним?

— Я жду, чтобы это кончилось. Чутье мне подсказывает, что еще не время.

— А озарение с магнитолой, это тоже твое чутье?

— Ты же согласился, что я хороший полицейский.

— В данный момент я рассматриваю тебя, прежде всего, как женщину, которая здорово нахлебалась и сумела выпутаться вопреки всякой логике.

— Ну и какая разница?

— Еще не знаю.

— Ну вот видишь, мы в чем-то похожи.

18

Алекс Брюс высадил Мартину Левин у магазина «Монопри» на Елисейских полях, и она купила себе футболку вместо разорванной черной блузки. Потом ей предстояло отправиться на радиостанцию «Европа-1» на улице Франциска I, где в шесть часов должны были состояться дебаты, завершавшие ее выступления в средствах массовой информации. Шеффер ждал Брюса в коридоре. Дойдя с ним до кабинета, он плотно закрыл за собой дверь.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация