Нет, подумал он, ложась на кровать. Нет, он не понимал, что теряет Камиллу, когда терял ее. Простая логика, но от нее ему не легче. Теперь проклятый новоявленный папаша вышвырнул его со сцены. Даже Данглар предпочел играть на другой стороне. Он легко представил, как капитан приходит в роддом, чтобы пожать руку его сменщику. Человеку, которому можно доверять, на которого можно положиться — в отличие от него самого! Безупречному, прямому парню, бизнесмену с лабрадором, с двумя лабрадорами, в новых ботинках с новенькими шнурками.
Адамберг яростно возненавидел его. Сегодня вечером он был способен прибить и этого типа, и его собак. Он, полицейский, бык, хряк, — просто взял и убил бы. Ударом вил, почему нет.
XXII
Адамберг проснулся поздно и решил не бросать вызов вожаку канадских гусей и не ехать на озера, а сразу пойти на тропу. В воскресенье девушка не работала, и он рассчитывал найти ее у камня Шамплена. Там она и оказалась: курила, двусмысленно улыбаясь, готовая немедленно последовать за ним.
Страстность спутницы отчасти утешила Адамберга после испытанного накануне раздражения. Когда около шести он собрался выпроводить ее, это оказалось непросто. Она сидела голая на кровати и не хотела ничего слушать, твердо решив провести ночь у него. Об этом не может быть и речи, мягко объяснил Адамберг, одевая ее, сейчас вернутся его коллеги. Он «вдел» ее в куртку и за руку довел до двери.
Стоило Ноэлле уйти, и он, сразу забыв о ней, позвонил в Париж Мордану. Майор был «совой», и комиссар не рисковал разбудить его, несмотря на позднее время. Бюрократическая четкость уживалась в нем со старомодной страстью к аккордеону и народным песням — он только что вернулся с какого-то фольклорного вечера и казался очень веселым.
— Честно говоря, Мордан, — сказал Адамберг, — новостей особых нет. Все идет нормально, команда работает.
— Как коллеги? — счел нужным поинтересоваться майор.
— Нормально, как тут все говорят. Милые люди, и компетентные.
— Вечера у вас свободны или комендантский час с десяти вечера?
— Свободны, но вы ничего не потеряли. Халл-Гатино — это вам не кабаре и не ярмарка. Как говорит Жинетта, здесь все чуточку плосковато.
— Но окрестности красивые?
— Очень. В конторе все в порядке?
— Никаких проблем. Зачем вы звоните, комиссар?
— Мне нужен экземпляр «Эльзасских новостей» за десятое октября. Подойдет любая другая местная или региональная газета.
— На какой предмет?
— На предмет убийства, совершенного в Шильтигеме вечером в субботу четвертого октября. Жертва — Элизабет Винд. Следствие ведет майор Трабельман. Подозреваемый — Бернар Ветийе. Я ищу статью или заметку, в которой упоминается приезд комиссара из Парижа и выдвигается версия о серийном убийце. Что-то в этом духе. Пятница, десятое.
— Полагаю, комиссар из Парижа — это вы?
— Так точно.
— Для отдела все держим в тайне или можно обсудить это в Зале сплетен?
— Полная тайна, Мордан. От этого дела у меня одни неприятности.
— Задание срочное?
— Первостепенное. Свяжитесь со мной, как только что-нибудь найдете.
— А если я ничего не найду?
— В этом случае тоже обязательно позвоните.
— Секунду, — перебил Мордан, — вам не трудно будет посылать по электронной почте сообщения о том, как прошел день? Брезийон захочет получить подробный отчет о командировке, и я смогу заняться этим уже сейчас.
— Спасибо за помощь, Мордан.
Отчет. Он напрочь о нем забыл. Адамберг заставил себя подробно описать взятие образцов, пока в памяти была свежа работа Жюля и Линды Сен-Круа. Хорошо, что он взялся за это сейчас: появление Фюльжанса, новоиспеченного отца и Ноэллы почти заставили его забыть о поте и моче. Он был рад, что завтра вместо жесткого весельчака Лалиберте его напарником станет Добряк Санкартье.
Поздно вечером на стоянку въехала машина. Адамберг вышел на балкон и увидел монреальскую группу во главе с засыпанным снегом Дангларом.
XXIII
Поразительно, подумал Адамберг, как за три дня перестаешь удивляться и начинаешь воспринимать все новое как привычную рутину. Он припарковал машину перед зданием ККЖ, в нескольких метрах от хлопотливой белки, охранявшей вход. Ощущение новизны исчезло, каждый облюбовал себе норку и притерся к ней, как притирается зад к сиденью стула. В понедельник все заняли уже насиженные места в зале, чтобы выслушать инструкции суперинтенданта. После работы «на земле» — лаборатория. Достать образцы, разложить образцы в девяносто шесть ячеек для обработки. Адамберг вяло записывал указания для ежедневного отчета Мордану.
Адамберг предоставил Фернану Санкартье заниматься машинерией. Они стояли, облокотясь на белые поручни, и следили за процессом. Уже два дня Адамберг плохо спал, и монотонное движение десятков пуансонов усыпляло его.
— Заснуть можно, правда? Хочешь, схожу за кофе?
— Двойной, с кофеином, Санкартье, очень крепкий.
Сержант вернулся, осторожно неся стаканчики.
— Не обожгись. — Он протянул кофе Адамбергу.
Они снова прислонились к ограждению.
— Очень скоро, — сказал Санкартье, — и пописать на снег нельзя будет — сразу выскочит штрих-код и прилетят три вертолета с копами.
— Скоро, — отозвался Адамберг, — нам даже не нужно будет допрашивать преступников.
— Да нам и видеть-то их не понадобится… Будем приезжать на место происшествия, вынюхивать следы пота, и парня поднесут нам на блюдечке.
— Нам станет скучно.
— Тебе нравится твое пойло?
— Не очень.
— Мы в этом не сильны.
— Скучаешь здесь, Санкартье?
Сержант задумался:
— Мне бы хотелось вернуться «на землю». Туда, где для работы нужны глаза и где можно пописать на снег, понимаешь? Да и девушка моя осталась в Торонто. Но не говори ничего шефу, он устроит мне взбучку.
Зажглась красная лампочка, и они какое-то время стояли неподвижно, глядя на замершие пуансоны, потом Санкартье нехотя оторвался от перил.
— Нужно шевелить клешнями. Если шеф увидит, что мы сачкуем, от злости сожрет свои носки.
Они освободили поддон, и Санкартье по новой запустил процесс.
— В Париже ты часто работаешь на улице? — спросил он.
— Стараюсь. Хожу, гуляю, мечтаю.
— Счастливчик. Раскрываешь дела, витая в облаках?
— В каком-то смысле, — улыбнулся Адамберг.
— Сейчас работаешь над каким-то делом?
Адамберг поморщился:
