Словно хозяин дома, с гордостью показывающий гостям ценный экземпляр из своей коллекции, Рэдсток остановился, чтобы дать им время хорошенько разглядеть этого человека. Адамберг и Данглар покорно уставились на него. Высокий и тощий лорд Клайд-Фокс танцевал на площади, вернее, неуклюже пытался танцевать, едва не падая, опираясь то на одну ногу, то на другую. Другой мужчина, стоявший в десяти шагах от него, пошатываясь, курил сигару и наблюдал за мучениями своего приятеля.
— Как интересно, — любезным тоном произнес Данглар.
— Он тут часто околачивается, но не каждый вечер, — сообщил Рэдсток, давая понять коллегам, что им несказанно повезло. — Мы симпатизируем друг другу. Он такой дружелюбный, всегда скажет что-нибудь приятное. Он как ориентир в ночи, как знакомый огонек среди темноты. В это время он заканчивает обход кабаков и пытается вернуться домой.
— Он пьян? — спросил Данглар.
— Он никогда не напивается до беспамятства. У него есть правило — обозначить для себя некие границы и приближаться к ним вплотную, но ни за что не переступать их. Идя по самому гребню горы, балансируя между двумя ее противоположными склонами, он знает, что испытает страдания, но зато никогда не будет скучать. Так он утверждает. Все в порядке, Клайд-Фокс?
— Все в порядке, Рэдсток? — откликнулся Клайд-Фокс и помахал рукой.
— Он забавный, — заметил помощник суперинтенданта. — Правда, не всегда. Два года назад, когда умерла его мать, он захотел съесть полную коробку ее фотографий. Но сестра помешала ему, причем очень грубо, и вышла скверная история. Она провела ночь в больнице, а он — в участке. Лорд был вне себя от ярости, что ему не дали съесть эти фото.
— Он что, в самом деле хотел их съесть? — спросил Эсталер.
— В самом деле. Но что такое стопка фотографий? Говорят, у вас какой-то тип хотел съесть деревянный шкаф.
— Что он говорит? — спросил Адамберг, увидев, что Рэдсток нахмурил брови.
— Он говорит, что у нас какой-то тип хотел съесть свой деревянный шкаф. И за несколько месяцев действительно сделал это: правда, время от времени ему помогали два или три друга.
— Подобное чудачество имело место в реальной жизни, Данглар?
— Да, в реальной жизни, в начале двадцатого века.
— Это нормально, — произнес Эсталер, который зачастую неверно выбирал слова или высказывал не ту мысль. — Я знаю, что один человек съел самолет и успел это сделать всего за год. Маленький самолет.
Рэдсток с важным видом покачал головой. Адамберг заметил, что ему нравится изрекать истины. Он иногда произносил длинные фразы и, судя по тону, рассуждал о человечестве, в котором так тесно, так сложно переплелись Добро и Зло, ангельское и дьявольское.
— Бывают вещи, — начал Рэдсток под синхронный перевод Данглара, — которые человек неспособен представить себе, пока другому человеку не придет странная мысль осуществить их на деле. Но как только подобная странность, будь она полезной или вредной, осуществляется, она становится достоянием всего человечества. Отныне ее можно использовать, воспроизводить и даже усовершенствовать. Человек, съевший шкаф, тем самым дает другому возможность съесть самолет. Так нам постепенно открывается необъятный континент безумия, словно географическая карта, которая заполняется по мере того, как путешественники совершают свои открытия. Мы продвигаемся в сплошном тумане и, лишь накопив определенный опыт, можем сделать следующий шаг вперед. Я всегда говорил это моим ребятам. Вот смотрите, лорд Клайд-Фокс снимает и надевает туфли, и я не знаю, сколько раз он уже это проделал. И никто не знает зачем. А когда узнают, кто-нибудь другой сможет делать то же самое.
— Эй, Клайд-Фокс! — крикнул старый сыщик, приближаясь к нему. — У тебя проблема?
— Эй, Рэдсток, — очень тихо ответил лорд.
Они обменялись обычными приветственными жестами, два полуночника, два эксперта, которым нечего было скрывать друг от друга. Клайд-Фокс поставил одну ногу в носке на тротуар и, держа туфлю в руке, внимательно изучал ее нутро.
— У тебя проблема? — повторил Рэдсток.
— Да, черт побери, еще какая проблема. Пойдите поглядите сами, если вам хватит смелости.
— Где?
— У входа на старое Хайгетское кладбище.
— Не люблю, когда там рыскают, — проворчал Рэдсток. — Что вы делали на кладбище?
— Обозначал границу в компании избранных друзей, — сказал лорд, указывая на приятеля с сигарой. — Границу между страхом и рассудком. Я там все знаю, а вот ему захотелось поглядеть. Вы с ним поосторожнее, — добавил Клайд-Фокс, понижая голос, — он пьян как сапожник и проворен как эльф. Только что уложил двоих в пабе. Он преподает кубинские танцы. Очень нервный парень. Поговорим в другом месте.
Лорд Клайд-Фокс в сотый раз вытряхнул свою туфлю, затем надел ее и снял другую.
— О'кей, Клайд-Фокс. Но что вы делаете с туфлями? Опорожняете?
— Нет, Рэдсток, я их проверяю.
Кубинец выкрикнул что-то по-испански: похоже, он объявлял, что с него хватит и он идет домой. Лорд рассеянно махнул ему рукой.
— Как, по-вашему, — спросил Клайд-Фокс, — что можно засунуть в туфли?
— Ноги, — подал голос Эсталер.
— Вот именно, — сказал Клайд-Фокс, одобрительно взглянув на молодого бригадира. — И важно убедиться, что в ваших собственных туфлях находятся ваши собственные ноги. Рэдсток, если вы посветите на туфли фонариком, я, возможно, наконец разберусь с этим делом.
— Что я должен вам сказать?
— Скажите, видите ли вы что-нибудь внутри.
Клайд-Фокс поднял туфли повыше, и Рэдсток внимательно рассмотрел их внутри. Адамберг, о котором все забыли, медленно прохаживался вокруг. Он представлял себе, как тот парень долгие месяцы, кусок за куском, жует свой шкаф. И размышлял, что предпочел бы съесть сам — шкаф, самолет или фотографии матери. Или что-то другое? И это «что-то» высветило бы новый фрагмент на необъятном континенте безумия, о котором говорил Рэдсток.
— Там пусто, — сказал Рэдсток.
— Вы хорошо смотрели?
— Да.
— Ладно, — сказал Клайд-Фокс, надевая туфли. — Скверная история. Это ваша обязанность, Рэдсток, сходите туда и взгляните. У самого входа. Просто куча старых туфель на тротуаре. Но приготовьтесь к тому, что увидите. Их там стоит штук двадцать, вы не сможете их не заметить.
— Это не моя обязанность, Клайд-Фокс.
— Нет, ваша. Они так аккуратно выстроились в ряд, носами к кладбищу, как будто хотят войти. Я, конечно, имею в виду старую решетку перед главным входом.
— Старое кладбище по ночам охраняется. Туда не пускают ни людей, ни обувь.
— А они все равно хотят войти, и выглядит все это очень гадко. Сходите посмотрите, это же ваша обязанность.
— Клайд-Фокс, мне плевать на то, что какие-то туфли хотят войти на кладбище.
