— Как это получилось? — спросил Морель, словно Эсталер сделал что-то плохое.
— Ну, я пробовал его выучить. Но научился только произносить буквы.
— Но почему ты пробовал выучить именно русский? Почему не испанский?
— Просто так.
Адамберг протянул Эсталеру письмо, и тот сосредоточенно уставился на русские буквы. Даже когда Эсталер сосредотачивался, он не сощуривал свои зеленые глаза. Они всегда были широко раскрыты и удивленно взирали на окружающий мир.
— «К-И-С-Л-О-В-А». Если прочесть все вместе, получится что-то вроде «киссловэ». Kiss love. Целую Любовь. Верно?
— Абсолютно верно, — похвалила его Фруасси.
— Отлично придумано, — сказал Ноэль, беря в руки письмо. — Напишешь такое в конце письма — и любая женщина будет заинтригована.
— А я думал, тебе не нравятся секретные словечки, — произнес Жюстен своим пронзительным фальцетом.
Скривившись, Ноэль отдал письмо Адамбергу. В кафе вошел Данглар, и коллеги подвинулись, чтобы дать ему место. Майор запыхался, его щеки порозовели. Разговор прошел хорошо, отметил про себя Адамберг. Она скоро приедет в Париж, он в шоке, почти что в панике.
— Навоз, любовное письмо — это всё детали, — сказал Ноэль. — Мы никак не приступим к главному. Вроде как с этими шерстинками на кресле: длинные, белые, как у пиренейской горной собаки, которая лизнет вас — и намочит с головы до ног. Что это нам дает? Ничего.
— Это дополняет информацию о носовом платке, — сказал Данглар.
И снова наступило молчание. Полицейские, скрестив руки на груди, неприметно переглядывались. Адамберг понял: сейчас пойдет речь о событии, которое утром привело всех в такое возбуждение.
— Выкладывайте, — скомандовал он.
— Бумажный носовой платок был совсем свежий, — стал объяснять Жюстен. — И на нем кое-что обнаружили.
— Микрочастицу крови старика Воделя, — подхватил Вуазне.
— Внутри тоже кое-что было.
— Вы хотите сказать, сопли.
— Ну, в общем, образец ДНК, которого было вполне достаточно для анализа.
— Мы хотели доложить вам об этом вечером, а потом еще раз, около восьми утра. Но ваш сотовый был выключен.
— Он разрядился.
Адамберг вгляделся в лица подчиненных, одного за другим, а затем, вопреки своим привычкам, налил себе полстакана вина.
— Осторожно, — мягко предупредил Данглар, — никто не знает, что это за вино.
— Дайте-ка разобраться, — сказал Адамберг. — Сопли на платке — не старика Воделя, не Воделя-младшего и не Эмиля. Правильно?
— Так точно, — ответил Ламар, который, как бывший жандарм, иногда еще изъяснялся по-военному.
И вдобавок, как нормандец, он избегал смотреть Адамбергу в глаза.
Адамберг отпил глоток и глянул на Данглара, как бы говоря: да, вино и в самом деле неважное. Но все-таки оно было несравнимо лучше той бурды из пакета, которую он выпил через соломинку вчера вечером. На секунду он задумался: не из-за этого ли пойла он так долго проспал в машине, ведь обычно ему хватало пяти или шести часов сна. Он взял половинку сэндвича, которая оставалась на тарелке — порция Мордана, и бросил ее под стол.
— Это для пса, — объяснил он.
Потом поглядел вниз, убедился, что Купидону понравилось угощение, и, снова подняв голову, увидел тринадцать пар глаз, устремленных на него.
— Итак, вы получили образец ДНК неизвестного лица — иными словами, ДНК убийцы. На всякий случай, ни на что не рассчитывая, вы сверились с картотекой — и совершенно неожиданно наткнулись на нашего убийцу. Теперь вы знаете его имя, фамилию, знаете его в лицо.
— Да, — вполголоса произнес Данглар.
— И адрес тоже знаете?
— Да, — повторил Данглар.
Адамберг понимал, что такой скорый финал смущает, даже тревожит их всех, словно незапланированная посадка вместо долгого перелета, но он еще угадывал в них какое-то замешательство, похожее на коллективное чувство вины, и не мог себе это объяснить. Похоже, где-то случился сбой.
— Мы знаем его адрес, — продолжал Адамберг, — возможно, также его профессию и место работы. Знаем его друзей и родных. С тех пор как все это выяснилось, прошло меньше суток. Мы установим, где он находится, и подберемся к нему по-тихому. Теперь мы просто не можем его упустить.
Договаривая эту фразу, Адамберг понял, что попал пальцем в небо. Они его упустят, они уже его упустили.
— Мы не можем его упустить, — повторил комиссар, — если только он не в курсе, что мы установили его личность.
Данглар поднял и поставил себе на колени портфель, вытянувшийся и потерявший форму из-за того, что майор носил в нем бутылки, которыми пополнял свой винный склад. Он вытащил из портфеля кипу газет и показал одну из них Адамбергу.
— Он в курсе, — устало сказал Данглар.
XVII
Доктор Лавуазье смотрел на пациента строгим взглядом, словно тот сам был виноват в том, что его состояние неожиданно ухудшилось. По непонятной причине у раненого начался перитонит, который сильно уменьшал его шансы на выздоровление. Ему стали давать высокие дозы антибиотиков, каждые два часа меняли под ним белье. Врач энергично похлопал Эмиля по щекам:
— Откройте глаза, старина, вам надо побороться за себя.
Эмиль с трудом выполнил эту команду — и сквозь легкую дымку увидел упитанного человечка в белом халате.
— Доктор Лавуазье, как ученый Лавуазье, очень легко запомнить, — представился врач. — Давайте-ка держитесь, — и он опять хлопнул Эмиля по щеке. — Вы потихоньку от нас что-то съели? Какую-нибудь скатанную в шарик бумажку, вещественное доказательство?
Эмиль слабо качнул головой слева направо, что означало «нет».
— Не валяйте дурака, старина. Мне плевать на ваши делишки. Меня интересует ваш желудок, а не вы сами. Понимаете, о чем я? У меня проблема с вашим желудком, и, если вы прикончили собственную бабушку или даже дюжину бабушек, к моей проблеме это не имеет ни малейшего отношения. Вот такой у меня подход. Можно сказать, особое мнение. Итак? Что попало к вам в желудок?
— Вино, — прошептал Эмиль.
— Сколько?
Эмиль расставил большой и указательный пальцы: между ними было примерно пять сантиметров.
— На самом деле вдвое или втрое больше, верно? — спросил Лавуазье. — Это проясняет дело, теперь нам будет легче. Поймите, в принципе мне все равно, пьяница вы или трезвенник. Но только не сейчас. Где вы достали вино? Под койкой у соседа?
Эмиль обиженно мотнул головой.
— Я не пьяница. Выпил, чтобы полегчало, чтобы кровь бежала быстрее.
— Думали, вам от этого полегчает? Вы что, старина, с луны свалились?
