Женщина в красном все еще шла, и так прихотливо, что вконец запутавшийся Морозини подумал: уж не заметает ли она следы, то и дело возвращаясь назад? Разве им еще не попадалась вот эта одинокая пальма у стены сада? И эта кружевная кованая решетка, прикрывающая окно, под которым росли розы?
Упавший духом и встревоженный Альдо уже совсем было решил отказаться от преследования и уселся на какую-то тумбу: неровные камни, которыми были вымощены улицы (чаще всего самая обычная речная галька из Гвадалквивира), мало подходили для прогулок в вечерних туфлях. В добрых старых эспадрильях было бы куда удобнее! Но все-таки Морозини снова тронулся в путь – по темной улице, на углу которой на мгновение замедлила шаг дама в красном. Она опять сделала тот же манящий жест и улыбнулась, и эта улыбка заставила венецианца забыть о боли в ногах. О, эта женщина была дьявольски кокетлива, но при этом так красива, что противиться ей было совершенно невозможно!
Узкий проулок вывел их в незнакомый квартал, где ночь казалась еще темнее. Дома здесь были совсем старыми и не столь нарядными. Их серые облупившиеся стены источали какое-то кислое зловоние, и этот запах нищеты смешивался с ароматом цветущих апельсиновых деревьев, заполнившим всю Севилью. Но Морозини даже не успел задать себе вопрос, что привело женщину в бальном платье в подобное место, как она уже скрылась в окруженном одичавшим садом ветхом, грозившем вот-вот рухнуть здании, в котором тем не менее ощущались следы былой роскоши. Дом стоял на углу маленькой площади, облагороженной старинной часовней.
Решив довести приключение до конца, Морозини вознамерился легко одолеть потрескавшуюся створку, но дверца в стене сопротивлялась, никак не желая открываться. Он нажал было плечом, но тут позади него раздался голос:
– Не делайте этого, сеньор! Если только вы не ищете несчастий себе на голову...
Резко обернувшись, – он не слышал до этого ничьих шагов, – Альдо в волнении приподнял брови и уставился на словно возникшего из небытия и теперь стоявшего перед ним странного человека. Своим костлявым лицом, удлиненной бородкой, гладко выбритым черепом, резко очерченными скулами и красными отрепьями, в прорехи которых выглядывало чистое на вид белье, тот поразительно напоминал водоноса с картины Веласкеса. Но его остроконечные уши, горящий взгляд из-под тяжелых век, сардоническая складка узкогубого рта вызывали в памяти черты какого-то беса, способного сыграть с вами дурную шутку. Однако все это не произвело на Альдо никакого впечатления.
– Почему же вдруг со мной должно случиться несчастье?
– Потому что сегодня – ночь 15 мая, праздник Святого Исидора, епископа Севильи, великого ученого, а еще... именно в эту ночь она умерла...
– Умерла? Вы хотите сказать, что эта молодая женщина, такая красивая, на самом деле не живая?
– В каком-то смысле живая, особенно в эту ночь, единственную в году, когда она может выйти из своего дома и отправиться на поиски того, кто снимет с нее проклятие. Но если ей удается затащить к себе кого-нибудь, то несчастный не возвращается или теряет рассудок, потому что никто не хочет ей помочь и она сердится. К счастью, не всякий может ее увидеть. Для этого нужна... особая восприимчивость.
– Откуда вы это знаете?
– Знаю, потому что однажды ночью, десять лет назад, провожал сюда последнего беднягу, которого она успешно завлекла в свое логово. То, что я видел и слышал тогда, повергло меня в ужас и – поверьте мне, сеньор! – я не робкого десятка, но позорно бежал! И, думаю, как раз вовремя. С тех пор я и слежу...
– И что же, вы проводите целую ночь возле этого дома?
– Да. Я живу неподалеку. Днем я прошу милостыню у церкви, но пока светит солнце, бояться нечего, и мне случалось несколько раз бывать в этом заброшенном саду. Калитка вообще-то едва держится...
– Если здесь совершаются такие ужасы, почему же дом до сих пор не снесли или не сожгли?
– Все боятся связываться со злым роком. Приближаться к дому, где обитает призрак, опасно. Но разрешите и мне задать вам один вопрос, сеньор!
– Отчего бы и нет? – вздохнул Морозини. Ему нравились манеры этого нищего, гордостью и благородством напоминавшего настоящего идальго.
– Где вы встретили Каталину?
– Ее так зовут?
– Да. Она дочь Диего де Сусана, одного из самых богатых «конверсос»
[2]
города. Диего стал и одной из первых жертв инквизиции... Но вы мне не ответили...
– Простите. Я встретил ее в Каса де Пилатос. Пока в патио и в садах продолжался праздник, я поднялся наверх, чтобы получше рассмотреть картину, которая меня заинтересовала. Она стояла перед этим портретом и ласкала раму. Увидев меня, она бросилась прочь, а я... я последовал за ней.
– На портрете была Хуана Лока – безумная королева?
– Действительно, так. Тут есть какая-то связь? Ваша Каталина была точно так же одета...
– Да, хотя эти женщины никогда не встречались друг с другом. Принцессе было два года, когда разыгралась драма, и не она привлекает Каталину, а одна из ее драгоценностей. Вы заметили на шее у королевы огромный рубин, оправленный в золото?
– Заметил, – подтвердил Альдо, поостерегшись, однако, сказать, что ему и самому хотелось как следует рассмотреть именно этот камень.
– Несчастная обречена искать этот рубин. Пока не найдет – не получит избавления... Впрочем, это долгая и печальная история, сеньор, а сейчас уже так поздно...
– Мне бы все-таки хотелось послушать. Может быть, выпьем где-нибудь по стаканчику хереса или мансанильи?
С этими словами Альдо вытащил из кармана и показал нищему купюру. Тот расхохотался, обнажив зубы, почти такие же белые, как у его собеседника.
– Замечательно мы будем выглядеть вместе: вы во фраке и я в моих лохмотьях! Ладно, я с удовольствием возьму эти деньги, но завтра, когда вы будете одеты не так роскошно, чтобы не бросаться в глаза.
– Договорились. Где и когда?
– Здесь же. Скажем... часа в три? Будет жарко, и стало быть, народу будет немного... Я буду ждать вас у часовни.
– А куда мы пойдем?
– Нет места спокойнее, чем этот одичавший сад. Если, конечно, вы не бойтесь...
– Напротив! Я бы охотно вошел туда и сейчас!
– Не вынуждайте меня начинать все с начала! – вздохнул нищий. – Никогда не, надо бросать вызов потусторонним силам. Завтра вы узнаете... по крайней мере, то, что знаю я. Вы возвращаетесь в Каса де Пилатос?
– Скорее всего. Мне кажется, я ушел оттуда так давно...
– Идемте. Сейчас я найду вам машину.
Спустя некоторое время Морозини вновь оказался на празднике. Гости уже перешли к ужину; столы были накрыты в большом саду под увитыми цветами арками и пальмами, почти тропическими на вид. Смех, обрывки разговоров, звуки музыки наполняли ночь, и Морозини вдруг усомнился в правильности своего поведения: он явился последним и с трудом теперь найдет отведенное ему место. За столом, во главе которого восседала королева, это было бы грубым нарушением этикета.
