Грохот взрыва помешал ему договорить. Небо над тайным убежищем Хромого озарилось. Из середины холмика вырвалось пламя, взметнулись в небо искры. Одним и тем же движением Альдо и Адальбер перекрестились. Нет, разумеется, они не думали об искуплении грехов и преступлений человека, только что за них расплатившегося, просто они сделали это из уважения к смерти, кого бы она ни настигла...
– Интересно, – заметил Видаль-Пеликорн, – что подумают об этом странном кургане археологи, которым придется работать здесь в ближайшем будущем или спустя годы...
– Да, их здесь ждут сюрпризы...
И друзья в молчании двинулись дальше. На следующее утро они уехали в Прагу, торопясь избавиться от смертельно опасного камня.
В тот же вечер и в тот самый час, когда Морозини и Видаль-Пеликорн постучались в дверь дома великого раввина на улице Широкой, в Венеции Анелька и Адриана Орсеоло садились ужинать в лаковой гостиной. Вдвоем...
Женщины расстались перед тем в Стрезе, где Адриана провела сутки, после чего вернулись в Венецию, а ее «кузина» села в поезд и отправилась к брату в Цюрих. И теперь, едва возвратившись на берега Большого Канала, Анелька поспешила пригласить поужинать «в своем доме» ту, что стала с недавних пор ее ближайшей подругой. В самом деле, их отношения, завязанные ради того, чтобы доставить удовольствие Солманскому-отцу и вместе с тем насолить Морозини, мало-помалу переросли в нежное сообщничество.
Ужин, который «княгиня» обычным своим высокомерным тоном заказала Чечине, должен был знаменовать собой, по ее представлениям, серьезные изменения в укладе жизни дома. Уверенная, что Альдо еще не скоро вырвется из лап швейцарской полиции, Анелька намеревалась отныне утвердить себя в палаццо Морозини полновластной хозяйкой и госпожой. Если даже Альдо удастся вернуться до того, как родится ребенок, ему все равно не останется ничего другого, как смириться со свершившимся фактом. Его репутация будет погублена – уж об этом-то Анелька и ее «милая подруга» позаботятся, – выбора у него не будет, придется беспрекословно подчиниться и признать свое отцовство. Вот это новое положение вещей они и собирались отпраздновать вдвоем, прежде чем устроить большой прием, на который «княгиня Морозини» намеревалась в ближайшее время позвать свою интернациональную компанию и нескольких специально для такого случая выбранных венецианцев – достаточно обнищавших для того, чтобы согласиться петь хвалы богатой, великодушной и вместе с тем красивой женщине.
– Я собираюсь дать этот большой ужин недели через две, – объявила она «своей кухарке». – Вскоре мне придется считаться с будущим ребенком и беречь себя, но сейчас, для этого ужина с графиней Орсеоло, я хочу французскую кухню и шампанское... Даже не пытайтесь заставить меня есть вашу итальянскую стряпню, я ее ненавижу, а вам о ней вообще лучше забыть.
– Хозяину она нравится!
– Его здесь нет, и вернется он не скоро. Поэтому запомните хорошенько: если хотите остаться в этом доме, вам придется слушаться меня. Понятно?
– О, куда уж понятней, – сквозь зубы процедила Чечина. – Начинается правление госпожи княгини?
– Можете сказать и так... хотя мне хотелось бы, чтобы тон был повежливее. И знайте: вашей наглости я не потерплю. Вы здесь не больше, чем кухарка, и можете передать это своему мужу и всем остальным слугам...
Чечина ушла, ничего не ответив, и удовольствовалась тем, что повторила, как ей было приказано, слова хозяйки Дзаккарии, Ливии и Приске. Дворецкий был ошеломлен. А молоденькие горничные дружно перекрестились, и у обеих на глаза выступили слезы.
– Что же это значит, госпожа Чечина? – спросила Ливия, за последние несколько лет сделавшаяся правой рукой и лучшей ученицей кухарки.
– Княгиня желает дать почувствовать свою власть всем в этом доме. – Но ведь, насколько мне известно, дон Альдо не умер? – воскликнул Дзаккария.
– Она ведет себя в точности так, как если бы его не было в живых.
– И мы будем это терпеть?
– Немножко потерпим, муженек, немножко потерпим...
К назначенному часу кухня дворца распространяла изысканные ароматы, повсюду стояли цветы, а на круглом столе, накрытом в лаковой гостиной, красовался столовый сервиз из позолоченного серебра с гербами Морозини, рядом с прелестным розовым севрским фарфором и бокалами, гравированными золотом. В хрустальной вазе распускались розы, и Дзаккария, облаченный в самую красивую ливрею, встретил донну Адриану со своей обычной любезностью и не замедлил подать обеим дамам в библиотеку шампанское.
– Мы что-нибудь празднуем? – спросила Адриана, невольно смутившаяся от этого чересчур изысканного приема.
Все было бы совсем по-другому, если бы сам Альдо вышел навстречу, протянув к ней руки, как бывало в прежние времена!
– Ваше возвращение в эти стены, милая Адриана, – сияя улыбкой, ответила Анелька. – И начало новой эпохи в семье Морозини.
Они обсудили события, которыми был отмечен так трагически завершившийся день рождения госпожи Кледерман. Несмотря на все свое самообладание, Адриана не сумела скрыть изумления, услышав, что Анелька, похитив ожерелье и передав его затем своему брату, посмела обвинить мужа в убийстве.
– Не выглядело ли это несколько... чрезмерным? Я знаю Альдо с детства: он не способен убить женщину...
– Уж это-то мне известно, иначе меня самой давно не было бы в живых. Нет, это сделал... друг моего брата, он выстрелил из сада, а потом убежал через озеро, но Альдо давно пора было преподать хороший урок. Надеюсь, он пойдет князю на пользу... и надолго.
– Меня это удивило бы. Швейцарские полицейские – не дураки. Они быстро обнаружат его невиновность...
– Не обязательно. Когда я оттуда сбежала, события принимали не самый приятный для него оборот. Впрочем, если он и вырвется из этой ловушки, им займется мой брат, он это умеет. И, если уж хотите знать все, дорогая Адриана, я очень надеюсь больше никогда в жизни не увидеть моего любимого мужа, – прибавила она, поднимая бокал.
Графиня Орсеоло не поддержала ее тост. Как бы сильно она ни была обижена на Альдо, ей неприятна была мысль о том, что можно вот так отдать знатного венецианца на растерзание польско-американской своре...
К счастью, в эту минуту явился Дзаккария и объявил, что ужин подан. Женщины перешли к столу, весело болтая о будущем, которое им, особенно Анельке, представлялось в самом розовом свете:
– Антикварный магазин прекрасно обойдется без Альдо, – говорила она, изящно пробуя с ложечки раковый суп, только что поданный старым дворецким. – Впрочем, в последние годы ему и так частенько приходилось обходиться без хозяина. Я оставлю при нем милейшего господина Бюто...
– Кстати, а где он сейчас? Он с нами не ужинает?
– Нет. Он у нотариуса Массариа, и, по-моему, так даже лучше: он слишком привязан к моему дражайшему супругу, чтобы выслушать то, что мне надо вам сказать. Но для меня не составит труда уговорить его остаться. Альдо погибнет... Какой-нибудь несчастный случай... все будет выглядеть совершенно естественно, и Ги привяжется к ребенку, которого я произведу на свет. Мне хочется, чтобы это был сын!
