– Это кровь, чувак! Просто кровь!
– Чья это кровь?
– Его, Амадо.
– Ты убил Амадо?
– Нет, чувак, нет! Эстеван засмеялся.
– Значит, он порезался во время бритья?
Норберто посмотрел на Эстевана, потом перевел взгляд на Мартина. Тот выпустил из шприца короткую струйку. Норберто вовсе не хотел, чтобы его накачали какой-то заразой!
– Послушай, Эстеван, я здесь ни при чем, чувак!
– Диме!
– Амадо повредил себе руку. – Так он в больнице?
– Нет, чувак, все гораздо хреновее!
Эстевану не нравилось, что он терял контроль над собой. Все его любимые киноактеры в злодейских ролях – Марлон Брандо в «Крестном отце» или Кристофер Уокен во всех фильмах с его участием – сохраняли холодную невозмутимость до тех пор, пока им не начинали досаждать сверх всякой меры. Эстеван восхищался ими. Ему хотелось обладать таким же хладнокровием. Но Брандо не приходилось иметь дела с такими вот недоумками и засранцами. Эстебан ударил Норберто ладонью по лицу. Ударил так сильно, что тот повалился на пол, стукнулся головой о край ванны и глубоко рассек кожу на затылке. На зеленый «комет» брызнула свежая кровь.
– Что случилось? Что случилось с рукой Амадо? Боясь, что последует новый удар, Норберто поспешно выпалил:
– Ее оторвало, чувак!
Странное выражение мелькнуло на лице Эстевана – вперемешку веселье, гадливость и неподдельное потрясение.
– Что за чушь!
– Эс вердад!
Эстеван опять треснул его полипу.
– Амадо убил Карлоса Виду, и ему случайно оторвало руку!
Эстеван удивился.
– Амадо убил Карлоса? Пор ке?
– Чувак, мне об этом ничего не известно! Они вдвоем проворачивали какую-то сделку, и Карлос кинул Амадо. Ну, Амадо и прикончил его, ты же знаешь Амадо!
Мартин и Эстеван переглянулись. Мартин заговорил первым.
– Руку можно пришить обратно. Норберто отрицательно покачал головой.
– Нет, чувак, нельзя.
– При современных достижениях микрохирургии возможно всякое. Конечно, двигательные функции полностью не восстановятся, но…
Норберто перебил Мартина.
– Чувак, он бросил ее там! У него нет с собой руки!
Эстеван наклонился вплотную к Норберто. Тот съежился и зажмурился в ожидании боли.
– Что ты сказал?
– Чувак, он оставил свою руку в гараже Карлоса.
В глазах Эстевана мелькнуло бешенство.
– Сделай ему укол!
Амадо очнулся, чувствуя пульсирующую боль в руке, точнее, там, где она когда-то была. Перед глазами находился белый потолок с творожными разводами и золотистыми блестками. Лампа на прикроватной тумбочке рассеивала полумрак в комнате неярким желтым светом. Амадо повернул голову и увидел кабинетный шкаф с выдвижными ящиками, накрытый простыней; поверх нее лежали холодно блестящие хирургические инструменты. Рядом стояла капельница, подсоединенная к его здоровой руке. Он услышал чье-то шевеление в соседней комнате и призывно захрипел.
Дверь распахнулась и вошел незнакомый темноволосый парень.
– Проснулись? Как самочувствие?
Амадо попытался ответить, но вновь издал лишь невнятный хрип.
– Помолчите. Я знаю, чего вы хотите.
Парень принес большой пластиковый стакан с гибкой соломинкой и вставил ее в рот Амадо.
– От обезболивающего наступает настоящий сушняк.
Вот, попейте!
Амадо стал сосать через соломинку и огорчился, ощутив в пересохшем горле холодную струйку обычной воды. Парень смотрел на него с радостным ожиданием.
– Ну, как вы себя чувствуете?
Амадо кивнул и сумел произнести только:
– Мало.
Парень тоже сочувственно кивнул.
– Я дам вам болеутоляющее. Но вы обязательно должны полежать хотя бы несколько дней. От чрезмерной подвижности швы могут разойтись, а это ни к чему хорошему не приведет, поверьте мне!
Амадо опять согласно кивнул, наблюдая, как парень набрал в шприц какую-то жидкость и впрыснул в пластиковый мешочек капельницы.
– Донде?
Парень улыбнулся.
– Я слишком плохо понимаю по-испански. Очень скоро вам станет легче.
Не успев ответить, Амадо отключился.
7
Дон не любил пиво. Он любил вино. Хорошее вино. У него вызывало отвращение пойло, которое в «Насесте» выдавали за шардонне. В этом баре напарник Дона и другие детективы полицейского управления Лос-Анджелеса имели обыкновение пить пиво и смотреть спорт по телевизору. Дону хотелось уйти отсюда, хотя он всегда с удовольствием проводил время с друзьями и коллегами. Ему даже нравился этот маленький сумрачный бар с обшарпанными перегородками между столиками и слоем опилок на полу. Но дешевая моча, которую здесь называли вином, вызывала у него головную боль. После первого бокала возникала болезненная точка где-то позади левого глаза. Еще один бокал, и точка вырастала до тупой боли, его начинало подташнивать. Три бокала обеспечивали Дону такое тяжелое похмелье, что у него появлялось желание взять пистолет и выбить себе мозги. Поэтому он перебрался в дорогой винный бар, затесавшийся между небоскребами делового района в центре города.
Ему нравился здешний бармен, парнишка со свежим, как у ребенка, лицом, совсем недавно окончивший университетский колледж по специальности энолога. Свой бар он называл не иначе, как энотекой – собранием вин, по аналогии с библиотекой. Возможно, парень был о себе слишком высокого мнения или просто переучился, но в том, что касается вина, он, несомненно, чувствовал себя, как рыба в воде. Дону это тоже нравилось. Общение с образованным барменом дополняло процесс опьянения приятным интеллектуальным содержанием. Только вот клиенты бара были ему несимпатичны. После рабочего дня сюда набивалось множество молодых мужчин и женщин, юристов и бизнесменов, разодетых в костюмы от «Братьев Брукс» и «Энн Тейлор», и принимались соревноваться в глупости, хвастаясь друг перед другом своими сотовыми телефонами, автомобилями «БМВ», персональными инструкторами и ценными бумагами.
Дон не сливался с этой толпой, хотя и не слишком выделялся. У него на лице отпечатались следы подростковых потасовок, но сломанный нос в совокупности со стрижкой «фантастик Сэм» придавали его грубовато-красивым чертам особую, удальскую привлекательность. Крепкий и мускулистый, он носил костюмы коричневого цвета, купленные в магазине готовой одежды. В целом, если бы не пистолет, засунутый на пояснице под брючный ремень, Дон ничем не отличался бы от коммивояжера или преподавателя математики в муниципальном колледже.
