– Конечно. Там раньше работал один мой приятель, он медбрат. А Дэниел, стало быть, заправляет в «Супах рекой». – Она выдержала паузу. – Коринна, похоже, судьба наконец-то повернулась к тебе лицом. Я бы сказала, давно пора, хотя пути господни неисповедимы. А жаль! Всю свою жизнь я стараюсь сделать их хоть чуточку исповедимее. Но мало в этом преуспела.
– Может, это к лучшему. Не стоит заглядывать в будущее, а то еще расстроишься, – сказала я, чтобы поддержать разговор.
– Я смотрела в хрустальный шар, – сказала Мероу, и ее темные глаза посерьезнели. – Вторая передозировка за неделю. Пока что не смертельная, но будут и еще. В городе творится что-то неладное.
Я могла бы сказать то же самое. Город есть город. Здесь каждый день что-нибудь да случается. Я молча отпила еще глоток. Мероу не ждала от меня ответа. Она просто сидела. У нее особый талант – хранить молчание, и он ее очень украшает. Если ей нечего сказать, она молчит. Молчит и все. А не болтает попусту, хотя, в сущности, очень любит посплетничать.
Пока я гладила Белладонну, Мероу продала «волшебную лозу» мужчине, похожему на биржевого маклера, и пачку почтовой бумаги девчонке-подростку с волосами, стоящими дыбом от лака. Посетительница беспрестанно хихикала, восторгаясь своей крутизной. Еще бы! Не каждая отважится зайти в магазин под названием «Пещера Сивиллы»! Когда в лавку забрели два готиста, привлеченные блеском массивных серебряных украшений, я собралась уходить. Если в лавке собирается больше трех человек, дышать можно только по очереди.
Махнув Мероу на прощание, я столкнулась в дверях с молодым мужчиной в черном бархатном костюме и рубашке с кружевным воротником. У него были длинные белокурые волосы и абсолютно черные глаза.
– Я вампир, – вежливо сказал он. – Я дарю смерть.
– Замечательно! – ответила я.
Ну и денек сегодня выдался! Только вампиров нам и не хватало. Этот псих наверняка величает себя Лестатом или Армандом. Избежав укуса, я вернулась в свои «Радости земные», показавшиеся после «Пещеры Сивиллы» весьма просторными.
Госсамер уже сменила Кайли. Моих помощниц невозможно описать по цвету волос или глаз – у них это величины переменные. Сегодня у Госсамер волосы были зеленоватые, а контактные линзы ярко-зеленые. Она здорово смахивала на древесную нимфу. Дриаду, одним словом. А у Кайли сегодня волосы были розовые, а глаза, для разнообразия, натурального голубого цвета. Во всяком случае мне так показалось. Знаете, как я их различаю? По пупкам – они у них всегда на виду. У Кайли в пупке серебряная сережка с голубым камешком, а у Госсамер – золотое колечко. Я заметила, что у Госс над пупком образовалось утолщение – словно выросла губа. Так я их и различаю: золото в губе – значит, это Госсамер. А так они точно близняшки.
– Я принесла книжки, – объявила девушка. – Представляете, там были даже на греческом! А Кайли пошла за продуктами. Бедный старикан! Вы уже слышали? У нас в переулке нашли еще одного нарика!
– Как? Еще одного? – ужаснулась я и возопила, словно леди Макбет: – О горе! Как! В нашем доме? Во второй раз?
Госсамер пропустила мой монолог мимо ушей.
– Ага, как же! В переулке, на Флиндерс-лейн. Рядом с салоном кожи. Миз Дред
[5]
подняла жуткий кипеж.
Верится с трудом. Госпожа Дред – хозяйка салона, где продается стильная кожаная одежда на заказ. Думаю, общаясь со своей взыскательной клиентурой, она много чего повидала, и вывести ее из состояния равновесия не так-то просто. Она живет в квартире 2Б («Венера»), как раз напротив девчонок. Каждый раз, встречая госпожу Дред в повседневной одежде, я испытываю шок. Она предпочитает стиль кантри и дорогую обувь. Честно говоря, я понятия не имею, кто она в биологическом смысле – женщина или мужчина, да и не мое это дело. В твидовой юбке и башмаках на толстой подошве она выглядит точь-в-точь как провинциальная англичанка на прогулке – только лабрадора и зеленых резиновых сапог не хватает. А когда госпожа Дред облачается в кожаный корсет, колготки-сеточки и высоченные шпильки, вырастая на все пятнадцать сантиметров, – это впечатляет. Даже без кожаной плетки.
Назвав нашу соседку миз
[6]
Дред, Госсамер либо пыталась пошутить, либо обнаружила свою беспросветную глупость. Пока еще не решила, к какому из двух вариантов склониться.
– А наркоман умер?
– Без понятия. Его увезли на «скорой». Копы тут все шныряли, вопросики задавали… И с вами хотели поговорить насчет той девицы, которую вы нашли утром. Прикольно, да?
Теперь понятно. Госсамер глупа как пробка. Впрочем, она еще очень молода, так что надо быть к ней снисходительнее.
Когда мне было восемнадцать, я и сама была дура дурой. Помню, втюрилась в ударника из самодеятельной рок-группы. Представляете? В ударника! Как знать – может, мозг Госсамер еще подрастет, и вообще – говорят, что длительное голодание снижает коэффициент интеллектуальных способностей.
– А полицейский не сказал, когда зайдет?
– Она уже здесь, – раздался с порога голос.
Так-так. Я обернулась. На меня сурово взирала опрятная женщина средних лет в полицейской форме. Я хотела было пошутить, мол, мой словарный запас сформировался во времена, когда в полиции работали только мужчины, но, поразмыслив, передумала. Ведь это деловой разговор.
– Добрый день. Я Коринна Чапмен. Чем могу помочь, офицер?
– Позвольте представиться. Старший констебль Уайт. Это вы сегодня утром вызвали «скорую» для наркоманки? Пожалуйста, миз Чапмен, покажите мне, где именно вы ее нашли.
Она сделала акцент на «миз», что не ускользнуло от моего внимания.
– Сюда, пожалуйста. – Я дала отмашку Госсамер, чтобы та продолжала работу, и вывела полисменшу на улицу к дверям пекарни.
– Хорошие замки, – одобрила констебль.
– Без них нам никак не обойтись. Пожалуйста, проходите. Я открыла двери в пять утра, чтобы выпустить на улицу кошек, – объяснила я. Тем временем Хекл и Джекилл, отдыхавшие после дежурства на груде мешков из-под муки, проснулись и, сонно мигая, покосились на нас. В свое время я предприняла попытку приучить их спать в красивых кошачьих домиках, но они, обнюхав для приличия новые ложа, направились назад к пустым мешкам. Зимой они предпочитают спать на овечьей шкуре. – А потом Хекл вернулся с иголкой в лапе. Я вышла на улицу выяснить, кто это там разбрасывает шприцы, и обнаружила на решетке вытяжки девушку.
Я судорожно сглотнула, вспомнив синюшное лицо наркоманки. Старший констебль Уайт указала мне на стул, а сама села на табуретку напротив.
– Вы, наверное, сильно переволновались, – пробормотала она избитую фразу.
– Да уж! Я позвонила в «скорую» и принялась делать девчонке искусственное дыхание. Потом приехали медики, что-то ей вкололи, и она вернулась с того света, истошно визжа, как будто ее режут на куски.
