— И это я довела его до этого, правда? Я и моя тяга к игорному столу… Вот почему он вынужден был удалить меня из дома, чтобы переговорить с вами без помех, да?
Морозини молча наклонил голову, но в эту минуту вернулся Манфреди с небольшим чемоданчиком в руках.
— Все здесь, дорогой мой! — сказал он. Потом, притворившись, будто только сейчас заметил жену, прибавил: — Как, ты здесь? Но ведь в это время нет ни одного поезда? Как же ты добралась?
Он спрашивал Анналину, но взгляд его с безупречной естественностью был устремлен на Видаль-Пеликорна, которого он видел впервые в жизни, но догадывался, что это и есть обещанный Морозини провожатый. Что делало честь его незаурядным актерским способностям!
Археолог улыбнулся:
— Скорый поезд на Милан и аварийный сигнал!
— Как, ты велела остановить для тебя поезд, любовь моя? — удивился Альберто, подойдя к жене и заключая ее в объятия. — Тебе не кажется, что это не вполне благоразумно?
— Прости меня, но со вчерашнего вечера я словно обезумела! Когда я пришла к Оттавии, она страшно удивилась, никак не могла понять, чего я от нее хочу, а, когда я заговорила о телеграмме, поклялась всеми святыми, что и не думала ничего посылать, и сразу после этого принялась так тебя критиковать, что мы поругались и не могли перестать несколько часов. Мы выложили друг другу все, что у нас накопилось…
— И она даже не предложила тебе поужинать?
— Она-то нет, но Готфрид, старый дворецкий моего отца, пригласил нас к столу… где мы продолжали пререкаться. Ты ведь знаешь, как нелегко ее остановить…
— Тебя тоже, — улыбнулся муж. — В некотором роде фамильный талант…
— Да, конечно! Тотфрид и комнату для меня приготовил, но я отказалась ночевать в доме, где твое имя втаптывают в грязь!
— И, поскольку твоя сестра предположила, будто я, воспользовавшись твоим отсутствием, принимаю у себя любовницу, ты решила проверить, не окажется ли в этом обвинении доля истины?
— Признаюсь, да.
— Ну что ж, ты сама видела: я принимал всего-навсего князя Морозини, чья репутация тебе известна. К тому же я искренне считаю его своим другом.
Продолжая говорить, граф взял чемоданчик, который поставил, чтобы обнять жену, и хотел отдать его Морозини, но Анналина запротестовала:
— Нет, Альберто! Ты этого не сделаешь!.. Я никогда себе не прощу, если из-за моего безрассудного поведения тебе придется расстаться с камнями, которые ты так любишь! Наверное, есть еще какой-нибудь способ все уладить. И прежде всего, я себя «отлучу»! Я и близко не подойду к игорному столу.
— Ты будешь чувствовать себя несчастной, а я хочу, чтобы ты всегда была счастлива!
— С тобой я и так всегда буду счастлива!
Увлеченные своей любовью, Альберто и Анналина, казалось, совсем позабыли о том, что при этой сцене присутствуют зрители. Но вскоре молодая женщина, опомнившись, повернулась к ним:
— Мне очень жаль, что вас напрасно побеспокоили, князь, особенно при таких необычных обстоятельствах, — сказала она, протягивая Морозини руку, над которой тот склонился, — но я не хочу, чтобы мой муж расставался с тем, что так ему дорого, и мы найдем другой выход. Перед вами, сударь, я тоже должна извиниться, — прибавила она, обращаясь на этот раз к Адальберу. — Боюсь, из-за меня вы провели далеко не лучшую ночь!
— Вы хотите сказать, графиня, что я провел весьма волнующую ночь? — улыбнулся археолог.
— » Ну, хорошо, я надеюсь, что еще буду иметь удовольствие принимать вас обоих в более спокойной обстановке.
Безмятежная, улыбающаяся, невероятно обаятельная молодая графиня вновь превратилась в то прелестное создание и ту безупречную хозяйку дома, какой была всегда. Что касается Альберто, он сиял от радости, видя, что приключение, которое могло бы разбить его жизнь, не просто благополучно закончилось, но и привело к счастливому исходу. Отправив Джузеппе спать, он сам проводил обоих гостей до машины, которую Морозини оставил за пределами его владений.
— Я никогда не забуду того, чем обязан вам, друг « мой, — сказал он, крепко пожимая руку князя. — Впрочем, если бы я и попытался об этом забыть, достаточно было бы взглянуть на часовню, чтобы освежить мне память…
— Вам не слишком тяжело будет нести этот крест? Все время помнить о том, что оба они там лежат? И смогут ли молчать обо всем ваши служанки?
— Здесь опасаться нечего. Они мне преданы, да и Джузеппе крепко держит их в руках. Им легче умереть, чем причинить ему какие-нибудь неприятности, а Джузеппе — мой самый старый слуга. Вы можете уехать спокойно! Теперь все будет хорошо, и я бесконечно вам благодарен.
С этими словами они расстались, снова обменявшись дружескими рукопожатиями. Машина развернулась и покатила по ночной дороге. Дождь на время утих. Устроившись на пассажирском сиденье, Адальбер отчаянно зевал с угрозой для собственной челюсти: прошедшая ночь совершенно его измотала. В самом деле, возвращаясь назад вместе с Анналиной, он ни на минуту не сомкнул глаз, опасаясь, что молодая женщина воспользуется этим и каким-нибудь образом от него улизнет. И теперь наслаждался возможностью расслабиться. Через несколько минут легкий храп сообщил Альдо, которого это слегка позабавило, о том, как основательно расслабился его друг. Но внезапно Адальбер, словно вынырнув из кошмарного сна, буквально подскочил на сиденье и открыл один безумно смотревший глаз:
— Но как же изумруды? Они у тебя?
— Я как раз думал о том, когда же ты наконец меня об этом спросишь? — засмеялся Альдо. — Успокойся, они здесь, — прибавил он, прижав руку к груди. — И мы сможем освободить Лизу…
— А-а, ну вот и прекрасно!
И, блаженно вздохнув, Адальбер снова провалился в сон…
Когда господин Петтигрю открыл глаза, он не сразу понял, что к чему. Было по-прежнему темно, но поезд прибыл в Милан, и почти все пассажиры сошли с поезда. Разумеется, тех, за кем он должен был следить, и след простыл! При мысли о том, что скажет его работодатель, господин Альфред Оллард, обладавший вспыльчивым характером, он почувствовал легкий озноб. Как будто он недостаточно промерз в Люцерне, на лютом ветру около этой проклятой церкви, где окопался француз! Он так окоченел, что, само собой, оказавшись в теплом уютном купе, поддался навалившейся на него усталости.
Он даже не заметил, что поезд останавливался по тревоге, и потому теперь принялся рыскать по вокзалу в поисках своего подопечного. Разумеется, он никого не нашел и, удрученный этим, отправился в вокзальный буфет, чтобы поднять дух при помощи двух-трех чашечек кофе с граппой. Почувствовав достаточный прилив сил для того, чтобы помериться силами с судьбой, он направился к телефону, но, найдя его, внезапно передумал звонить. Господин Оллард не любит, чтобы его будили среди ночи. Вообще-то уже, наверное, наступило утро, но еще не рассвело. И, в конце концов, телефон здесь не поможет! Лучше всего было бы сесть в поезд, отправиться в Лугано и лично обо всем доложить. По крайней мере, застав хозяина врасплох, он сохранит за собой некоторое преимущество, а вот если он позвонит, господин Оллард будет закипать гневом все время, оставшееся до их встречи, а времени у него на это будет предостаточно.
