– Пойдем-ка сходим в пивную, приятель, – неожиданно для самого себя предложил Берт, когда все было готово. – Мужчине необходимо пиво. У нас еще есть часок.
Позолоченные часы на камине показывали пять. Фрина с трудом удержалась, чтобы не обнять Берта, но сказала лишь:
– До наступления темноты нам все равно нечего делать. Так что отправляйтесь вместе с Бертом и Сесом. Я приду за вами, если что-нибудь случится. В какую пивную вы отправитесь?
– В «Железнодорожную», – сказал Генри, и два шофера живо увлекли его за собой.
Фрина вздохнула с облегчением: теперь ей не надо ломать голову, чем занять Генри. До поездки в Джилонг оставалась еще пара часов.
Мисс Фишер услышала, как кухарка выговаривает разносчику молока, который в этот день припозднился.
– Что это ты заявился на ночь глядя? – возмущалась она.
– Да вот не мог добраться скорее, любезная, хоть и сознавал, что огорчу вас, моя дорогуша. Чертовы городские власти перерыли всю дорогу, так что пришлось тащить все на себе от самого магазина. Мой хозяин просто болван. Так что вы уж не серчайте на меня, я вас очень люблю.
– Поосторожнее в выражениях! – осекла его кухарка. – И не подлизывайся ко мне! Яйца, что ты вчера привез, почти все оказались тухлыми.
– Что? Яйца? – возмутился разносчик так, словно он сам их снес. – Чтобы мои яйца были тухлыми?! Да вы наверняка смешали их с теми крошечными, что несут ваши клушки.
– Клушки яиц не несут, иначе бы я не покупала твою тухлятину, – парировала кухарка.
– Да постойте вы, – взмолился паренек, которому, судя по голосу, было не больше пятнадцати. – Хозяин сказал мне: «Забирай яйца» – вот я их и привез. Я ничего не выбирал. Так сколько оказалось негодных?
– Три из дюжины, да к тому же мне пришлось выкинуть все тесто для кекса, а там был добрый фунт масла. Я бы его даже свиньям скормить не решилась. Вот уж я доберусь до твоего хозяина, – немного остыв, проворчала кухарка. – Наверное, это и впрямь не твоя вина. Дай-ка мне еще дюжину и два фунта масла, а сливок не надо.
Фрина услышала, как на кухонный стол поставили мешок.
– Ну, до завтрева, моя дорогая старушка, – крикнул паренек и поспешил убраться восвояси, чтобы снова не попасть под горячую руку.
– Никакая я не старушка, – проворчала кухарка и в возбуждении хлопнула кухонной дверью.
Фрина взяла иллюстрированные журналы и принялась листать их. Одна статья привлекла ее внимание.
«Новейшие открытия в Луксоре свели с ума всю Империю, – возвещал автор. – Лорд Астор, профинансировавший большую часть расходов экспедиции, заявил, что интерес публики – лучшее вознаграждение. «Там под песками скрыта целая цивилизация, – пишет наш специальный корреспондент. – И необычайно развитая. Удивительные росписи, ткани, бисер и величественная надгробная живопись, прославляющая фараона, незабываемы, они сохранили всю свежесть красок. Я предполагаю, что в этой земле будет найдено еще немало захоронений. Кажется, это был процветающий город. Я также надеюсь найти гробницу, которая, по моему убеждению, находится под самой большой пирамидой, – это усыпальница самого Хеопса. Каждый день мы ожидаем новых интересных открытий»».
Фрина оставила журнал раскрытым на странице, где были фотографии найденных предметов. Кинжал с изображением охотящихся кошек, королевская диадема с цветками лотоса из лазурита, браслет для лучника с оберегом в виде глаза бога Гора,
[27]
который должен был помогать прицеливаться. Надгробная роспись, изображающая, как фараон охотится на львов, смешивает вино и обнимает жену. Маленькие фигурки богов, рабов и слуг: женщины замешивают тесто, пасут скот, стригут овец и жнут пшеницу. Они были восхитительны. Фрина не могла оторвать глаз от золотой статуэтки богини Пахт – грациозной львицы с серьгой в одном торчащем вверх ухе и львятами у ее изящных лап.
Невероятная красота, подумала Фрина. Так бы и украла!
Глава десятая
Священник ли, грешник – всех жалует мгла;
Джоан, моя радость, и ночью мила.
Роберт Геррик
[28]
«В темноте не разобрать»
[29]
Наконец-то стемнело. Фрина, Дот, Молли и Джек Леонард уселись в «Испано-Сюизу». Фрина проверила, взяла ли она все снаряжение, которое готовила целый день. Хотя вся компания успела заранее поужинать, они прихватили с собой корзинку с провизией, а также бутылочку бренди и, конечно, мишку.
– До Джилонга не так уж и далеко, но я не хочу торопиться, – сказала Фрина Джеку Леонарду, поворачивая ключ зажигания. – Всем ясен наш план?
Пассажиры закивали.
– Отлично. – Фрина набрала в легкие побольше воздуху: – Тогда поехали!
Она без труда нашла дорогу на Джилонг, и скоро они уже катили по темному шоссе. Луна еще не взошла. Ночь была ясная и морозная, звезды сияли ярко. Фрина надеялась, что не успеет замерзнуть насмерть во время задуманной эскапады. Ей уже пришлось выдержать долгий спор с Джеком Леонардом, которому она поведала свой план.
– Не глупите, Джек. Посмотрите, какой вы здоровяк. А во мне всего метр шестьдесят, и вешу я, даже во всей этой амуниции, не больше пятидесяти килограммов. А вы сколько весите?
– Семьдесят шесть. Пожалуй, вы правы. Но что, если вы упадете?
– Тогда вы меня подберете, – ответила Фрина. На том они и порешили.
Дот беседовала с Молли Молдон, стараясь отвлечься от мыслей о холоде, излишней скорости автомобиля и тревог за Фрину. Молли очень волновалась. После долгих часов смятения и ожидания наконец-то появилась возможность действовать, и она рвалась в бой. Вечер, проведенный за разбором вещей, успокоил ее, и теперь она целиком и полностью доверяла Фрине. Молли начинала верить, что вернет Кандиду. Испытывая невольный суеверный страх при мысли о том, как девочка обрадуется при встрече с ними, она положила в корзинку с провизией кулек леденцов. Она изо всех сил старалась слушать, что рассказывала Дот об их с Фриной предыдущем расследовании.
– Так она поймала этого врача, делавшего аборты?
– Нет, его схватила женщина-полицейский… как ее звали, мисс? Ну, она поймала того парня, что оперировал женщин. – Дот не осмеливалась повторить слово «аборт», для нее это было так же недопустимо, как сквернословить в церкви.
– Констебль Джонс, я встречалась с ней сегодня. Ее наградили медалью за поимку насильника из Брунсвика.
Дот почувствовала, как запылали ее щеки: что бы она ни сказала, все приобретало сексуальный оттенок.
