— Ну, так вот, — продолжала Мара, скрестив на груди руки. — В ноябре в Нью-Йорке будет конференция, на которую мне обязательно нужно поехать. Туда приезжают агенты и фотографы в поисках моделей. Талли думает, что Эйлин Форд наверняка должна меня выбрать. И моя учительница из школы моделей пригласила меня лично.
Кейт сидела, слишком изумленная, чтобы что-то сказать в ответ.
«Нью-Йорк… Талли думает… пригласила лично». Какую стрелу вытаскивать первой?
— Насколько я понимаю, это стоит денег, — подал голос Джонни.
— Да. — Мара кивнула. — Три тысячи долларов. Но это хорошая сделка. Там будет каждый, кто хоть что-то собой представляет.
— А даты?
— С четырнадцатого по двадцать первое ноября.
— Во время занятий? — уточнила Кейт.
— Но ведь это всего неделя, — начала было Мара, но мать прервала ее:
— Всего неделя? Ты смеешься надо мной?
Мара растерянно оглянулась на Талли.
— Я могу взять с собой домашние задания и делать их ночью. Впрочем, если меня «откроют», мне ведь не придется поступать в колледж.
— И сколько человек из твоего класса в школе моделей едут на эту конференцию?
— Все, — искренне ответила Мара.
— Все? — Кейт вскочила на ноги. — Все? Так это никакое не особое предложение, а просто какой-то дурацкий рэкет с целью вытянуть из родителей деньги. И ты действительно думаешь…
— Кейт, не горячись, — произнес Джонни.
Кейт набрала в легкие побольше воздуха и постаралась взять себя в руки.
— Я не то имела в виду. Я просто… ты не можешь пропустить неделю учебы, и три тысячи долларов — это большие деньги.
— Я заплачу за нее, — вмешалась Талли.
Еще никогда в жизни Кейт не хотелось залепить крепкую пощечину своей лучшей подруге.
— Она не может пропускать школу.
— Я могла бы…
Кейт подняла руку, призывая к тишине.
— Тут не о чем больше говорить, — сказала она Талли.
Мара разразилась слезами.
— Вот видишь! — повернулась она к Талли. — Она думает, что я ребенок, и не дает мне ничего делать.
Джонни поднялся на ноги.
— Мара, послушай, тебе всего тринадцать лет.
— Брук Шилдс и Кейт Мосс были миллионершами в четырнадцать, потому что их мамы их любили, правда, Талли? — Девочка умоляюще посмотрела на отца: — Пожалуйста, папа!
Он покачала головой:
— Мне очень жаль, дорогая.
Мара резко повернулась и побежала вверх по лестнице, не переставая рыдать. Хлопнула дверь ее комнаты, и рыдания стали не слышны.
— Пойду поговорю с ней, — со вздохом произнес Джонни, начиная подниматься по лестнице.
Кейт повернулась к подруге:
— Ты совсем сошла с ума?
— Но это ведь школа моделей, а не притон наркоманов.
— Черт побери, Талли, ей нечего делать в этом долбаном мире моды. И я уже говорила тебе об этом. Это опасно.
— Я помогу ей пройти через все это. Я поеду с ней.
Кейт была ужасно зла. Талли снова выставила ее перед дочерью какой-то мегерой, а в том, чтобы испортить отношения с дочерью, ей, увы, не требовалась помощь.
— Ты — не ее мать, ее мать я. Ты можешь устраивать ей праздники, делать подарки, жить так, словно весь мир — волшебная страна Питера Пэна. А моя задача — позаботиться о ее безопасности и о ее будущем.
— Но безопасность — это далеко не все, — возразила Талли. — Иногда надо идти на риск, не рискнув, ничего не добьешься.
— Талли, ты сама, черт побери, не понимаешь, о чем говоришь. Моя тринадцатилетняя дочь не поедет в Нью-Йорк в какое-то идиотское турне для моделей, и ты не будешь ее сопровождать. Тема закрыта.
— Отлично, — сказала Талли. — Я просто хотела помочь.
Кейт услышала в голосе подруги обиду, но сегодня она не собиралась уступать.
— Отлично. И в следующий раз, когда моя дочь придет к тебе с планом, включающим недельный прогул школы и турне моделей за тридевять земель от дома, буду тебе очень признательна, если сначала ты позволишь мне обсудить с ней это.
— Но ты ничего с ней не обсуждаешь. Вы обе только орете друг на друга. Даже Джонни говорит…
— Ты обсуждала это с Джонни? — Кейт была неприятно удивлена.
— Он беспокоится по поводу тебя и Мары. Говорит, что иногда ваши отношения напоминают военные действия.
Это был уже третий болезненный удар за сегодняшний вечер, и Кейт было так больно, что она сказала:
— Тебе лучше уехать, Талли. Это все семейные дела.
— Но… я думала, что я тоже в каком-то смысле член твоей семьи.
— Спокойной ночи, Талли! — сказала Кейт и вышла из комнаты.
28
Талли надо было бы отправиться сразу домой и попытаться забыть обо всем происшедшем. Но к тому моменту, когда паром причалил в Сиэтле, она была совершенно разбита. И вместо того чтобы повернуть на Аласкан-Вэй, она повернула направо и надавила на педаль газа.
Она доехала до Снохомиша за рекордное время, пронесясь мимо изменившихся с течением времени мест своей юности. Городок стал местом остановки автобусов с туристами и был теперь полон дорогих модных кафе и антикварных магазинов.
Для Талли все это не имело никакого значения — что изменилось, что осталось прежним, — ей было все равно. Даже при самых благоприятных обстоятельствах она ощущала лишь очень хрупкую связь с собственным прошлым. Но когда Талли доехала до улицы Светлячков, у нее появилось ощущение, что ею буквально выстрелили в прошлое.
Она свернула на мощеную дорожку и подъехала к маленькому белому фермерскому домику с блестящей черной отделкой вдоль строительных швов. За прошедшие годы миссис Муларки превратила заброшенный двор в садик в английском стиле, полный цветов. В этом году осень наступила поздно, и сад, казалось, светился золотистым сиянием. Во дворе и в подвесных кашпо алели герани, освещенные оранжевым светом висевшего на крыльце фонаря.
Талли припарковала машину, подошла к двери и позвонила в звонок.
Ей открыл мистер Муларки, и в эту минуту, когда Талли смотрела на него, вся жизнь пронеслась у нее перед глазами. Мистер Муларки заметно постарел. У него поредели волосы, он раздался, но на нем была белая футболка и джинсы, как и в старые добрые времена, и Талли вдруг снова почувствовала себя молодой.
— Привет, мистер Муларки, — поздоровалась она.
— Ты так поздно, Талли. Ничего не случилось?
— Мне нужно поговорить с Марджи, — сказала Талли. — Я не пробуду долго.
