Неждан смотрел на свое будущее просто. Он знал, что после того, как Надежду выдадут замуж с богатым приданым, остальное отцовское достояние перейдет к нему. И конечно, он станет таким же известным мастером, как оружейник Пересвет. Так зачем ломать голову над какими-то буквами, из которых непонятным образом складываются слова и целые строчки.
Но Зоря не давал ему покоя. И у Неждана родилась хитрая мысль. «Все равно Зорька не отступится, так лучше я соглашусь и попрошу дядю учить нас обоих. А спустя время отстану, скажу, что ничего не разумею. Он меня освободит и Зорьку станет учить одного».
И вот Неждан попросил монаха учить грамоте его и Зорю. Геронтий обрадовался.
– Это сам господь внушил вам таковое желание, чада мои возлюбленные! – горячо воскликнул он. – Словеса книжные суть реки, напояющие Вселенную, и сладостно тому, кто может пить живую воду из сих рек. Рад я, воистину рад, дети мои, и, не тратя времени, сразу приступлю к обучению вашему.
Неждан попытался на этот раз увильнуть от занятия, но монах был непреклонен. Он заставил ребят стать на колени перед иконой и прочитал молитву перед учением.
Зоря и Неждан повторяли за ним слова.
Геронтий снял с полки огромную книгу в кожаном переплете с медными застежками, раскрыл ее на первой странице.
– Се – псалтырь Давидова! – торжественно объявил он ученикам.
– А что означает псалтырь? – спросил Зоря.
– Собраны в ней псалмы – сиречь песнопения, составленные в древние времена мудрым царем Давидом.
[55]
По ней учат отроков грамоте. По этой псалтыри учил и меня в старое время блаженной памяти инок Филофей. Он и оставил мне в наследие эту драгоценную книгу. Так-то, отрок Иувеналий…
Монах называл ребят только их крещеными именами.
Зоря с суеверным почтением смотрел на громадный фолиант,
[56]
переживший несколько поколений читателей.
«Вот наберусь я премудрости, когда осилю всю эту книжищу»! – радостно думал он.
А Неждан раскаивался, что уступил просьбам Зори.
«Сей час на Днепр побежали бы купаться, а теперь сиди в душной келье…»
Геронтий достал указку и приложил ее конец к первой строчке.
– «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых и на пути грешных не ста», – громко нараспев прочел учитель, ведя указкой по буквам.
Объяснив юношам смысл этого изречения, Геронтий начал разлагать первое слово, называя каждую букву.
– Буки, люди, аз – бла; живете, есть, наш – жен…
Несколько раз повторил учитель свои объяснения, и смышленый Зоря понял наконец, как из отдельных букв складываются слоги. Но у Неждана в мыслях было совсем другое, и поучения наставника до него не доходили.
Зоря повторил за Геронтием слово, составленное из слогов, и нетерпеливо воскликнул:
– Дальше показывай, отче святый!
– Ишь ты, какой прыткий! – добродушно заворчал монах. – Дальше ему подавай! Всю азбуку за один присест хочешь выучить? Так не творится. На первый раз довольно с тебя и шести букв. Василий и того не затвердил.
И он терпеливо принялся учить Неждана.
Заканчивая урок, монах сказал:
– На следующее воскресенье принесете куски гладкой бересты и стилосы.
[57]
Буду учить вас писать буквы.
Зоря ушел из монастыря в восторге, а Неждан, ероша свои льняные волосы, недовольно бурчал:
– Не было у бабы заботы, купила порося…
Глава вторая
Корень учения горек…
На другой день Зоря поднялся чуть свет и побежал к реке. На прибрежном сыром песке он чертил выученные накануне литеры, с необычайной отчетливостью стоявшие у него перед глазами. Парень писал, стирал и снова писал, в самозабвении повторяя:
– Буки… Живете… Люди… Аз…
Потом Зоре пришла в голову новая мысль, и он стал писать по две буквы рядом и складывать из них слоги. Получалось неблагозвучно:
– Буки, люди – бл; живете, наш – жн; наш, люди – нл…
И вдруг вышло так хорошо, что Зоря даже захохотал от удовольствия:
– Буки, аз – ба; люди, аз – ла…
– Ба! Ла!.. – дурачась, закричал парень в речной простор, и эхо противоположного крутого берега послушно откликнулось: – Ба… а, ла… а…
Зоря догадался, что буква «а» обладает каким-то особым свойством, чем-то отличается от «б», «ж», «н». Юноша еще не знал, что она означает гласный звук, но уже понимал, что этот звук можно тянуть, петь. А потом оказалось, что можно петь и «е». Зоря как одержимый кричал в днепровскую даль:
– А! Е! А! Е!..
На берегу показался народ, хозяйки шли с бадейками за водой, девчонки гнали поить коров, и Зоря угомонился. Он разровнял площадку и снова принялся писать буквы, на этот раз сразу по три. И вдруг – о чудо! – после многих бессмысленных сочетаний перед ним появилось слово. Да, слово!
– Люди, есть, наш… Лен!
Зоря онемел. Он не верил своим глазам. Да, то, что появилось на песке, означало лен, тот самый лен, о котором пелись песни, который мужики сеяли на поле, а бабы дергали, мочили, трепали, сучили и из ниток ткали полотно…
Около Зори появилась сестра.
– Что ты тут делаешь? – подозрительно спросила она.
И он с удивлением, еще не веря себе, почему-то шепотом сказал:
– Лен… Светланка, видишь – лен!
– Какой лен? Где? – удивилась девушка.
– Я написал «лен»! – уже во всю мочь крикнул Зоря и, не в силах сдержать восторга, как был, в рубахе и штанах, бросился в воду и поплыл на середину Днепра.
– Братеня, ты совсем безумный стал! Вернись! – закричала Светлана и строго добавила: – Таскай воду в огород, а то огурцы совсем посохли.
Девушка и в самом деле не могла понять, чем восхищается брат и почему он видит лен в крючках и загогулинах, выведенных на песке.
Зоря послушно принялся за домашние дела, но радость переполняла его. Он с нетерпением ждал следующего воскресенья, а дни, как нарочно, тянулись невыносимо медленно. Каждое утро Зоря вставал раньше всех, бежал к реке и покрывал песчаный берег бесчисленными соединениями знакомых букв. Теперь он уже не кидался вниз головой в реку, когда вдруг появлялись слова со значением: «жал», «жена»…
В порыве великодушия юноша предложил сестре:
