Я улыбнулась ей, допивая двойной эспрессо без молока и сахара. Я носила черное и только черное уже много лет. Носить цветное, – хотя в общем-то я люблю цвета и умиляюсь оттенкам розового, когда речь идет о розах или новой коробке карандашей, – ну, мне казалось неправильным. Как там говорит Лекки? Ах да, неуместно. Неуместно таким, как я, носить яркую одежду, как Лекки, и это связано с разницей в возрасте, но главным образом – с другими вещами. Но я не могла сказать об этом Лекки.
– Ага, хорошо, шарфик. Я подумаю. Ага, обещаю. Обязательно. Что новенького?
Тем утром я опоздала потому, что возила Чингиза к ветеринару с очередными боевыми ранениями. Ветеринар уже не первый год предлагал мне его кастрировать, и на сей раз, хоть я и чувствовала себя ужасно виноватой, я согласилась. Это лучше, чем если он погибнет в очередной драке – теперь он успокоится и бросит скандалить. Коты помоложе вторгались на его территорию. Для старого гангстера настало время повесить на стену свои пистолеты. Или, в его случае, свои яйца. Как; бы то ни было, Лекки благополучно открыла магазин, поскольку, к счастью, в этот день у нее не было занятий в университете.
– Подожди.
Улыбаясь, она проскользнула за прилавок и обслужила парня, подпрыгнувшего от ее визга. Он купил пару открыток. Он завороженно смотрел на ее грудь и крепкие белые зубы, которыми она сверкала на него; перед ней он – впрочем, как и все клиенты, – чувствовал, что он самый важный, самый интересный и ценный человек на земле, по крайней мере на целых десять секунд. И так оно и было. Такова уж Лекки: милая, добрая, деловитая. С довольно странным вкусом в одежде. Ну, я говорю «странным», но, как она утверждает, скоро она обрядится в костюмы и туфли-лодочки на каблуках на всю оставшуюся жизнь. И никто, добавляла она, искоса глядя своими бархатными карими глазами, никто не узнает, что на ней надето под… Честно говоря, я даже вообразить себе не могла, что же.
Ошеломленный парень убрел прочь, и Лекки облокотилась о прилавок. Над ее лоурайдерскими укороченными джинсами из «грязного денима» в бразильском стиле (меня подробно проинструктировали по вопросам моды) мерцала сверкающая, как бриллиант, сережка в пупке; ремень цвета фуксии дополнял ансамбль. Лекки щелкала своими усыпанными блестками шлепанцами и отбрасывала назад густые волосы; загибая узкие пальчики, она перечисляла события. Может, ей и за тридцать, но степенной и уравновешенной она никогда не была. Как она говорит, всё путём, детка.
– Звонил человек от Хоукинса, сказал, что появились ожерелья из лунного камня, хочешь? Ни с бирюзой, ни с ляписом не повезло, говорит, что, пока будут продолжаться эти афганские дела, нам остается только стенать, никаких колечек из розового кварца или тигрового глаза; если хочешь, он может достать эти грубые каменные бусы, которые тебе так нравятся. Еще он сказал, что они запустили новую линию неполированных камней с курительными палочками и подставками для медитаций, все тематические, например «Очищающий кварц», «Чувственный аметист»… Ах, ну перестань, пожалуйста… Опять ты хочешь все испортить. В любом случае я сказала, что ты ему сегодня перезвонишь. Что еще? Ах да, я нашла то письмо из Управления налоговых сборов, которое вы припрятали, мисс Нечистая Сила, да и твой малыш заходил, сказал, что заскочит позже.
При этом она округлила глаза, надула щеки и демонстративно выпустила воздух, точно изображала вентилятор.
– Натти? Он сказал, чего хотел?
– Ну, в общем, нет, но ты бы видела – ну, ты увидишь, – чего он не носит… Чтоб мне провалиться, я понимаю, сегодня тепло, но… На нем были рабочие штаны. Вылинявшие мешковатые рабочие штаны и кроссовки «Найки». И всё. Фу! Будь я на десять лет моложе, нет, ну на пять…
– Лекки!
– Ну честное слово. В него можно влюбиться, в этого нехорошего мальчишку. Не смотри на меня так. Я знаю, что он твой малыш, но вообще-то он уже вырос, гм-м.
На самом деле я не была шокирована. Ну, не слишком. Толстенький малыш, которого родила Джасмин, вырос и превратился в высокого, широкоплечего, узкобедрого с золотистой кожей «красавчика», как говорит Лекки, с довольно вытянутым лицом, полными губами, изящным веснушчатым носом, высокими скулами, нимбом коротких, выгоревших на солнце дредов и крепкими мускулами; откуда они у него – загадка; питается он в основном жареными на сале чипсами и всегда спит до полудня. Самым замечательным в его внешности были глаза, изумительные – продолговатые, глубоко посаженные, слегка раскосые, темно-медового цвета с искоркой зеленого огня, таящейся в глубине. Его ресницы сводили Лекки с ума от зависти. Поневоле задумаешься, почему это парням всегда достаются самые красивые ресницы.
Вся жесткость и сила, что была в архаическом личике Джасмин, передалась Нату, но смягчилась, сгладилась за счет генов Терри. Натти унаследовал рост Терри и отчаянную красоту матери. Только крепкие, но довольно кривые зубы (спереди слева один был наполовину сколот) портили внешность, но мне так и не удалось убедить Джасмин всерьез заняться его зубами. Если бы это был мой ребенок, я заставила бы его носить пластинки, чтобы выпрямить зубы, никаких проблем, если бы это был мой сын…
Но он не был моим. Я была просто Тетушкой Билли. Его Ангелом-Хранителем, как сентиментально говорила Джас. Его Крестной Феей. И его красота, которой я так гордилась, которую я снова и снова запечатлевала, заполняя альбомы для набросков его портретами с младенчества до настоящего времени, принадлежала Джас, не мне. Его хаотичный природный ум, его могучая энергия не принадлежали мне. Ничто из этого не было моим. Я никак не могла повлиять на его воспитание, разве что намеками; я не могла заставить Джас как следует кормить его или сделать ему прививки, я лишь умоляла ее об этом не забывать. Я просто была рядом, чтобы защитить его, насколько смогу, от ее бестолковой прилипчивой беспечности и от него самого: его собственного непостоянства, жестокости и всепоглощающей ярости.
Я вздохнула.
– Он опять будет нудить, что хочет поставить на сломанный зуб золотую коронку. Ну, я думаю, раз хочет, но…
– Всем мальчишкам такое нравится, Билл. Косят под гангста. Но ты же не собираешься за это платить, а? В самом деле, Билли, не пойми меня неправильно, милая, я знаю, что ты с этой бедной семьей как святая, и я, ты знаешь, я думаю, что любой бы это одобрил, но деньги! Ты ведь не миллионерша, ты без толку тратишь…
– Лекки, проехали. Это не пустая трата, он мой крестник, почти как сын. Почему бы не дать ему денег? Он хороший парень в сущности.
– Ну да, в сущности. У него скверная репутация, ты ведь знаешь, Билли. Рано или поздно он влипнет в настоящие неприятности, если не научится сдерживаться… Прости. Я знаю, он просто немного сумасбродный. Я уверена, когда-нибудь он это перерастет. Ох, ты ведь понимаешь, о чем я говорю, я считаю, он замечательный, я его люблю, правда, но – ты беспокоишься, Билли, боже, я беспокоюсь, это, его… Ох, ну ты понимаешь. Наверное, он просто Натти. Ах да, между прочим, этот гном тоже с ним приходил: я, как ястреб, зорко за ним наблюдала.
