— Люди, присутствующие на похоронах, явно задаются вопросом: сколько вам может быть лет, и не сыграете ли вы в ближайшем будущем главную роль в подобной постановке! — ворчала она, вынимая длинные булавки с аметистовыми головками из некоторого подобия тарелочки с оборками из фиолетового муслина, служившего ей шляпкой.
— Зачем вы вообще ездите на похороны? Посылайте туда Мари-Анжелин!
— Чтобы все думали, что я уже лежу в агонии и можно надеяться на новый спектакль? Такого удовольствия я им не доставлю! Довольно об этом! Как твоя поездка?
— Великолепно, спасибо. Лиза вас целует, как и Мари-Анжелин.
— Твоя жена была в Вене?
— Она приехала туда, чтобы меня встретить. Но я обо все расскажу вам позже. Вы читали утреннюю газету?
— Да. Бедняга! Как же он разочаровался в жизни, если решил покончить с собой. Вода в Сене пока совсем еще ледяная!
— Он не сам свел счеты с жизнью: это убийство. Прямо с вокзала я заехал к Ланглуа, и он мне это подтвердил. Судя по всему, он умер уже некоторое время назад…
— Если я правильно поняла, — сказала Мари-Анжелин, — то его отпустили из особняка только для того, чтобы поймать в ловушку в другом месте, не так ли? Ему не следовало покидать дом. Нужно было брать пример с кухарки, которая смотрит во нее глаза и слушает в оба уха, но не вымолвит ни слова… В любом случае, у комиссара Ланглуа появился весомый повод, чтобы вернуться в особняк Вобрена, или я ошибаюсь?
— Какой же это повод? Сервон ушел сам, и все об этом знают! Мексиканцы чисты, как младенцы!
Во второй половине дня Альдо отправился на бульвар Османна в контору мэтра Лэр-Дюбрея. Он правил миром аукционных оценщиков и становился абсолютно несговорчивым, когда речь заходила об исторических украшениях. Морозини давно знал его, и встреча с Лэр-Дюбреем была подлинным удовольствием для князя, хотя, когда они сотрудничали в последний раз, вышла совершенно сумасшедшая история
[61]
. Но тем не менее его приняли очень тепло.
— Неужели вы снова обнаружили какие-нибудь драгоценности с сомнительной репутацией, дорогой друг? — спросил князя этот миролюбивый и достаточно сдержанный человек, немедленно загоравшийся, стоило только какому-нибудь более или менее знаменитому бриллианту заявить о своем существовании.
— Нет, на это раз ничего подобного. Я лишь хотел, чтобы вы рассказали мне о том, кому достались украшения императрицы Шарлотты Мексиканской, скончавшейся чуть более трех лет назад. Вы мне скажете, что вы не бельгиец, но она владела настоящими сокровищами, и я уверен, что вы так или иначе этим интересовались.
— Вы правы. А вы сами?
— В то время меня не было во Франции. Драгоценностями интересовался Ги Бюто, мое доверенное лицо. Когда я вернулся, он лишь доложил мне, что драгоценности не выставлялись на аукцион.
— А вы обращались к моим брюссельским коллегам?
— Нет. Я практически никого из них не знаю. Да и с вами им не сравниться, ведь все важные бельгийские аукционы проходят через ваши руки.
Мэтр Лэр-Дюбрей оценил комплимент, улыбнувшись, но не ответил на него, а добавил:
— К сожалению, мне почти нечего вам рассказать. Господин Бюто был прав: аукциона не проводили.
— Иными словами, наследники принцессы разделили драгоценности между собой. Возможно, вам известно, что именно каждый из них получил?
Оценщик выпрямился в кресле и сморщил нос, будто собирался чихнуть.
— Вас это удивит, но оказалось, что делить почти нечего…
— Нечего?! Это невозможно!
— Еще как возможно! Состояние этой несчастной достигало нескольких миллионов. Управление им доверили брату императрицы Шарлотты покойному королю Бельгии Леопольду II, как и наиболее ценные украшения, которые положили на хранение в банковский сейф. Когда же настало время открыть этот сейф, племянники и племянницы ожидали найти несметные сокровища, но там остались лишь украшения из жемчуга и аметиста…
— И все? Но куда же исчезли диадемы, которые достались Шарлотте в наследство от ее бабки, королевы Марии Амелии, вдовы Луи Филиппа? А убор из сапфиров, преподнесенный ей ее свекровью эрцгерцогиней Софией по случаю свадьбы? Или колье из крупных бриллиантов, подарок самого Леопольда II?
[62]
И это не считая…
— Дорогой мой князь, мне все это известно. Но вы, наверное, просто забыли, что король Леопольд потратил не одно состояние на свой проект в Конго
[63]
. И собственность его сестры не стала исключением, как, кстати, и ее украшения. Заметьте, что он считал себя вправе совершать подобные поступки. Содержание бывшей императрицы и ее жизнь в замке Бушу дорого ему обходились. Он просто вернул то, что потратил. А капиталы, по его мнению, были очень удачно вложены в грандиозную конголезскую авантюру. Как бы там ни было, факты таковы: содержимое сейфа испарилось, драгоценности рассеялись по всей Европе, они могли попасть и в Америку. Но простите меня за мою бестактность…
— Вы никогда не бываете бестактным, дорогой мэтр.
— Почему вы интересуетесь этими драгоценностями? Или, чтобы быть более точным, которую из них вы ищете?
— Ничего конкретного я не ищу, но я хотел бы узнать, что стало с коллекцией вееров.
— Удивительно! Это же не относится к сфере ваших интересов, не так ли?
— Вы забываете о том, что я в первую очередь антиквар. Кроме того, некоторые из этих милых сердцу императрицы вещиц были украшены драгоценными камнями, а другие — настоящие произведения искусства. Один из вееров я обнаружил в домике привратника замка императрицы Шарлотты. Я почти уверен, что его расписывал Буше. Императрица лично подарила веер жене привратника за то, что та спасла ее собачку!
— Вы туда ездили?
— Можно сказать, что я к вам прямо оттуда. Замок находится в идеальном состоянии, все интерьеры остались нетронутыми, мебель стоит на своих местах, но там нет ни одной безделушки, которую можно было бы без труда унести…
— Тогда почему вы не поехали в замок Лэкен и не попросили аудиенции у королевы Елизаветы? Ваше имя открывает перед вами любые двери, и вы с легкостью могли получить список всех тех, кто находился в замке на момент смерти императрицы Шарлотты. Вы бы узнали о том, что получили в наследство ее племянницы, эрцгерцогиня Стефания и принцесса Клементина. Думаю, вы могли бы с ними встретиться.— Я размышлял об этом, но не скрою от вас, что такая перспектива меня смущает. Особенно это относится к королеве, которая занята только музыкой и благополучием своих подданных. И никаких драгоценностей! Мне бы не хотелось предстать в роли торгаша перед такой женщиной!
На этот раз Лэр-Дюбрей не удержался от смеха:
— Вот вы и попались! Вы жертва неуместного самолюбия. Да, не всегда легко быть одновременным князем и коммерсантом! Но я вас очень хорошо понимаю. — Оценщик снова стал серьезным и спросил, понизив голос: — Позвольте спросить, не связаны ли ваши поиски с необъяснимым исчезновением вашего друга Вобрена?
