Поцелуи на углу улицы оказались именно таким порочным наслаждением, как предостерегала тетя Астрид. Только одна мыслишка омрачала мою радость: неужели Бен испугался откровений миссис Меррифезер о его разудалой юности?
Бутылочное попурри стихло до едва слышной трели, воздух огласился визгливым голоском:
– Надо же! Глазам своим не верю! Малыш Бенни Хаскелл стал большим мальчиком! А это что такое? – Голос приобрел застенчивую скрипучесть. – Завел кралю, а, малыш?
Мы с Беном отскочили друг от друга. Он поправил галстук.
– Позвольте представить вам мою жену Элли, миссис Меррифезер.
– Елки-палки, наш Бен женился! – Сумки-близняшки, набитые пивом, дружно звякнули. – Моя Стелла удавится, когда услышит, что Бенни Хаскелла охомутали!
Миссис Меррифезер повернулась ко мне, из-под шарфа, чалмой намотанного на голову, торчал клок белесых кудрей. В вырезе пальто виднелся краешек засаленного фартука.
– Ой! Трепло я кукурузное! Шутки шутить в такое время! Я своей Стелле уже говорила: пойдет чей-нибудь пацаненок под наш хренов мост головастиков ловить, глядишь – и выловит миссис Хаскелл!
Из ноздрей Бена вырвался клуб пара.
– Моя мать не пропала! Она там, где должна быть!
– Вот именно, голубчик! Надежда умирает последней. – Миссис Меррифезер игриво ткнула его локтем под ребра. – На будущее не будь таким букой! Тут совсем скучно сделалось, с тех пор как вы с Сидом-Казановой смотались отсюда. Я своей Стелле частенько говорю: эти мальцы могут баб выбирать, как груши на прилавке. – Она оглядела меня с головы до ног и, судя по всему, решила, что я в подметки не гожусь ее Стелле. – И как вам нравится Краун-стрит, милочка?
– Очень приятное место.
– В конце концов, это ж дом родной, правда, Бенни, малыш? Конечно, мы с Фредом всегда мечтали о домике в Саут-Энде. А полгодика назад мы уж совсем решили, что наша улица накрылась медным тазом. Языки чесали до посинения про то, как старик Паттерсон, – она мотнула головой в мою сторону, – это наш домовладелец, надумал распродать свое хозяйство под супермаркет со всякими новомодными штучками. Но ничего из его затеи не вышло, как я и говорила всем. Наши-то петиции там всякие строчили, пикеты устраивали, да только дело в другом – чувствуется, кто-то постарался на славу, пообломал рога-то старому хрычу.
Бен прислонился к витрине с невыразимо скучающим видом.
Миссис Меррифезер дернула плечом, и бутылки снова загалдели.
– Поделом старикашке! У пыли под комодом больше хлопот, чем у нашего хозяина. – Миссис Меррифезер прыснула, не разжимая губ. – А теперь придется отсылать квартирную плату по почте. Его сынишка-придурок больше не желает таскаться по домам, собирать денежки. Помнишь, Бенни, как он все воображал, ни дать ни взять – Хэмфри Богарт.
Бен отлепился от стены.
– Я помню, как он стащил в магазине яблоко, и я расквасил ему нос, но не смею вас задерживать, миссис Меррифезер, а то ваше пиво ненароком выдохнется.
– Ах ты хитрец! Знаю, знаю – тебе не терпится попасть внутрь и утешить Папулю… хотя утешения у него и без тебя хватает.
– Что вы имеете в виду? – Брови Бена грозно сошлись на переносице, но миссис Меррифезер, игриво хихикнув, уже цокала дальше.
Бен рассеянно нажимал кнопку звонка.
– На что она намекала?
– Не знаю. – Я злобно пнула чемодан. – Но я знаю одно: ты поразительно предан своему отцу, который не заговорит с тобой, даже если мы прорвемся внутрь.
– Он человек слова. Мне остается только восхищаться им.
В Библии не сказано, что женщина должна понимать своего мужа. Внезапно в магазине вспыхнул яркий свет. Показался человеческий силуэт, и мне стало вдруг не по себе.
В двери повернулся ключ, заскрежетали засовы, и глубокий выразительный голос произнес милостиво, но отрешенно:
– Кто в дверь мою во тьме ночной стучит тревожно?
Совсем не таким представляла я свекра. В моем воображении рисовался плотный коротышка, разумеется, в летах, расхаживающий в шерстяном халате. Пред нами же стоял человек атлетического сложения, шести футов четырех дюймов росту, не старше Бена, в пурпурном кафтане. К тому же он был черным. Уж в этом-то я ошибиться не могла.
Может, мы перепутали адрес? Или родители Бена продали «Овощи и Фрукты», а Мамуля ни словом не обмолвилась об этом в своих письмах?
Глаза Бена сверкнули.
– Марсель, какого черта ты тут делаешь? Я-то полагал, что ты топчешь подмостки в каком-нибудь шекспировском театрике.
– Бен! С женой! Как замечательно! – Чернокожий гигант отступил, давая нам войти. В руках он держал книгу. – Я работаю на твоего отца. Если помнишь, это мои родители, а не я, мечтали о роли Отелло. – Марсель закрыл за нами дверь. – А я все говорю им, что придет время – и они увидят мое имя, но не на афише, а на вывеске. Я хочу только одного: иметь такой же магазинчик. – В улыбке блеснули великолепные зубы.
– А твои родители все еще живут на Краун-стрит? – Бен взял апельсин и подбросил в воздух.
– Переехали в Рединг. Я обитаю здесь, в комнате для гостей.
Пурпурный кафтан зашелестел. Я едва сдержала завистливый вздох. Когда-то у меня был такой кафтан, но столь величественно я в нем не выглядела.
– Надеюсь, вы недолго стоите под дверью? Мы с Исааком слушали музыку в наушниках. В последнее время миссис Хаскелл была очень раздражительна и радио выводило ее из себя.
В лавке пахло землей и чем-то сладким. Над головами покачивались кисти бананов. Марсель сунул книгу под мышку.
– Простите за любопытство, но это визит примирения или до вас дошли слухи про исчезновение Мамули?
Бен швырнул апельсин в корзину и рассказал про сержанта Бикера.
– Папуля все еще в наушниках?
– Когда я спускался, он был в ванной. В последнее время нам очень нравятся средневековые баллады о любви. Ну что, пошли наверх? Миссис Хаскелл, я приготовлю чай.
Что за голос! Словно напоенное солнцем море, в котором хочется плескаться вечно. Божий дар, а не голос. А эти черные глаза! Из их глубин на меня взирали погибшие цивилизации. Багряный шелк кафтана не столько шелестел, сколько нежно дышал. Я затянула потуже пояс на моем неуместно простеньком пальто и поправила выбившуюся прядь.
– С удовольствием выпью чаю, и, пожалуйста, зовите меня Элли.
– Прекрасно! – Губы изумительной формы изогнулись в улыбке, еще больше подчеркивая скульптурные черты лица. Шелковый рукав взмахнул в сторону лестницы. – Прошу, Бен!
Лестница уходила круто вверх, ковровую дорожку с хризантемно-желтым орнаментом придерживали начищенные медные прутья.
Мы добрались до узкой и темной лестничной площадки, На дверном косяке висела мезуза. Локтем я задела чашу со святой водой. Прямо как в пословице – и богу свечку, и черту огарок! В комнате жарко пылал электрокамин. Марсель отправился на поиски мистера Хаскелла. Бен прошелся по комнате, трогая безделушки. Огромный красно-коричневый диван и такие же кресла попирали ковер. Окна были задернуты горчично-желтыми гардинами с узором из зеленых листьев. С карниза свисали яичные скорлупки, выкрашенные во все цвета радуги, а в них прорастали какие-то травки.
