Я зашагала дальше. Мне срочно требовалось присесть в каком-нибудь тихом уголке и хорошенько покопаться в руинах моей жизни. Не прошла я и двух шагов, как из-за поворота вырулил автобус и остановился в нескольких ярдах от кладбищенских ворот. Из него высыпали подростки – кто в школьной форме, кто в долгополых плащах и с лиловыми волосами. Ну да, конечно: в пятницу после обеда в церковном клубе собрание молодежной организации.
Надо бы поскорее убраться с дороги. С подножки автобуса тигриным прыжком соскочили трое парней (один – с золотым кольцом в носу). Троица догнала остальных, вопивших какой-то молодежный хит, и вся ватага промчалась мимо. Никто на меня и не посмотрел, кроме девочки, которая плелась в хвосте компании. Невысокого роста, с косичками мышиного цвета и удивительно большими глазами. Девочка узнала меня и улыбнулась тихой, смущенной улыбкой, но глаза ее остались печальны. И лицо было слишком взрослым для ее тринадцати-четырнадцати лет. Я заставила себя улыбнуться в ответ. Алиса Спендер. Жизнь обошлась с девчушкой очень несправедливо. Вспоминая день своей свадьбы, я всякий раз вспоминала Алису.
Подростки скрылись из виду, песня доносилась сквозь ватную пелену тумана неразборчивым воем. Я смахнула с плеча невесть откуда взявшийся лист и двинулась дальше. Всякий раз, как дорога ныряла в низину, я словно проваливалась в молочный суп и жалась вправо. Выступы скалы и терновник царапали ноги, но в тумане так легко отклониться влево и оказаться на краю пропасти. Как это случилось в прошлом году с местным слесарем, мистером Вантуссом. Читтертон-Феллс был потрясен трагедией. Помню, как я показывала Бену газетные заголовки… Мысли мои прервал рокот мотора. Я обернулась и вгляделась в туман, откуда выползал длинный черный автомобиль. Глаза мои расширились. Это же катафалк!
Странно! Он должен был давным-давно покинуть кладбище. Катафалк остановился ярдах в двадцати от меня. Я сделала водителю знак проезжать, но катафалк не сдвинулся с места. Угораздило же меня в свое время прочесть ужастик про злобную машину, которая разъезжала сама по себе!..
Туман сгустился. Сердце мое затрепетало от страха. Ладно, если этот драндулет предпочитает стоять, то мне торчать здесь совсем не улыбается. Шофер не мог заблудиться, поскольку дорога всего одна и спускается прямиком в деревню. Мотор мягко урчит – значит, работает. Я повернулась к катафалку спиной и начала переставлять ноги: шаг, другой… Дорога вилась вдоль обрыва. Кончилась живая изгородь, началась булыжная стена. Не раз я подавляла искушение оглянуться через плечо, будучи уверена: катафалк тут же остановится и будет таращиться на меня.
Я зашагала быстрее, мечтая о спасительной чашечке чая. Огни! Наконец-то. Уличные фонари бледно маячили вдали, словно светящиеся головки одуванчиков. Уже можно было разглядеть полуразрушенную римскую арку, за которой раскинулась Рыночная площадь. Я кинулась туда.
У меня перед носом резко затормозил юнец на велосипеде. В свете уличных фонарей его физиономия казалась желтой. Он яростно втянул воздух сквозь зубы и одарил меня непристойным жестом.
– Вашу мамашу!.. Кто только выпустил вас на улицу без собаки-поводыря?!
– Я очень сожалею…
– Еще бы! С каких пор Ее Величество пожаловала вам право переть на людей как танк, мисс?!
– Миссис, – машинально поправила я, – миссис Бентли Т. Хаскелл.
Катафалк замер у ювелирного магазина, где полгода назад Бен купил мне обручальное кольцо.
Привстав на педалях, парень громко свистнул:
– Смотри-ка! Так вы та самая красотка, от стряпни которой мужики дохнут как мухи! Мне, считай, повезло: встретил вас – и жив остался!
Он все еще орал мне вслед, когда я спускалась на площадь:
– Плохо вас воспитали, леди! Спросите совета у Доброй Надежды, что разводит сопли-вопли на последней страничке «Оратор дейли», она вас надоумит, как угостить город обедом, чтобы потом трупы штабелями не складывать!
Толстушка Элли не смогла бы пробежать без одышки от мойки до холодильника, но теперь, подстегиваемая оскорблениями, я галопом преодолела Рыночную площадь, даже не запыхавшись.
При дневном освещении Читтертон-Феллс полна диккенсовского очарования. Теперь же, в мутных сумерках, каждый дом казался таинственным и коварным незнакомцем. Все магазины уже закрылись. Сквозь зарешеченные окна пробивался свет. Тишина сгущалась вместе с туманом. У «Темной лошадки» я аккуратно обогнула Герцогиню, чьи перья блистали белизной, как мыльная стружка. Гусыня терпеливо вышагивала взад-вперед у дверей бара.
А вот и «Абигайль»! Наконец-то. Особнячок с башенками, вдоль первого этажа тянутся овальные окошки. В одном из окон занавеска качнулась в сторону. Если бы не это, ресторан казался бы вымершим. Внезапный шум заставил меня оглянуться/
Но из дверей конторы «Шельмус, Хитроу и Джонс» вывалилось отнюдь не жуткое привидение. Леди Теодозия Эдем, секретарша мистера Лайонела Шельмуса, была как всегда элегантна. Поравнявшись с ней, я поздоровалась. Она не ответила, и дурацкая приветливая улыбка сползла с моей физиономии. Я снова ее окликнула, но шаги Теодозии уже поглотил туман. Наверное, не расслышала. Тедди Эдем меня любила… то есть не проявляла при виде меня явного отвращения. Но это было ДО ТОГО…
К тому же именно она обнаружила тело. Я отбросила эту мысль подальше.
Медленно поднявшись по красным кирпичным ступеням, я взошла под зеленый навес с золотыми буквами «Абигайль». Что меня привело сюда, я и сама не знала.
На стенах холла, обшитых дубовыми панелями, висели портреты знаменитых поваров. Я с грустью припомнила, как покупала картины и старинные керосиновые лампы, переделанные в электрические. Сверкающий письменный стол должен был служить стойкой портье. Невзирая на скорбные ассоциации, «Абигайль» – святилище, где даже призрачные катафалки не смогут меня достать.
Мягко ступая по паркету, ко мне с любезной улыбкой скользнул официант. Кажется, я раньше его не встречала, но Бен оказался весьма капризным работодателем. Персонал у него не задерживался, влетая в одну дверь и вылетая в другую.
– С пробежки, миссис Хаскелл? Увидел вас из окна в Колокольчиковой гостиной, когда поправлял штору.
Переведя дыхание, я расстегнула пальто. Колокольчиковая гостиная была моей гордостью. Ее интерьер – вершина моей дизайнерской карьеры. Ковер – зеленый, как мох, стены обшиты дубом, а обивка стульев и диванчиков вокруг камина повторяет рисунок занавесок и ламбрекенов: везде колокольчики. Но больше всего мне нравятся очаровательные эстампы с ребятишками, резвящимися в весеннем лесу. Бен пришел в восторг от моей работы. Теперь эта комната потеряла свою прелесть, и я никогда не смогу вернуть ей прежнее очарование. В шесть часов вечера в пятницу тут должны сидеть гости: потягивать шерри, попыхивать сигарами и ждать, когда их пригласят в столовые. Гости должны предвкушать тот миг, когда отведают шедевр Бена – фрикасе из фазанов (см. цветное фото на вкладке к странице 239 его поваренной книги). Сегодня комната была пуста.
