— Выходит, они пошли на убийство только ради того, чтобы их репутация осталась незапятнанной? — Эшворт передернул плечами. — Хотя, бывало, что убивали и за меньшее.
— Думаю, за этим стоит что-то еще, — вмешался Джулиан. — Помните, я рассказывал вам о кофейне, где мне и удалось подслушать их разговор? Так вот, джентльмены встречались там, чтобы обсуждать свои тайные делишки. О, стены той кофейни слышали много секретов — политических, семейных, деловых и уж тем более любовных. Если кто-то узнал меня, возможно, он решил, что мне известно все. А если и не все, то многое. Поэтому я до сих пор не знаю, кто за мной охотится. Сказать это могут только Стоун и Маклеод.
— Но это только, если Стоун и Маклеод и есть те, кого мы ищем. Может, подождем с выводами до тех пор, пока Фарадей это не подтвердит?
Джулиан, зарядив пистолет, осмотрелся по сторонам.
— Нет, Фарадею об этом ни слова. Я до сих пор не уверен, можем ли мы ему доверять.
Глава 23
— Сегодня победа точно будет за мной! — торжественно объявила Клодия.
— Возможно, — пробормотал ее собеседник, не поднимая глаз от доски для игры в триктрак. — Вы и впрямь стали играть получше.
— Получше? — возмутилась она. — Да вчера я чуть было не выиграла!
По губам ее собеседника скользнула усмешка.
— Вам известна разница между словами «чуть было не выиграла» и «проиграла», дорогая?
Клодия покачала головой.
— Так вот, ее просто не существует.
— Крошечная, но есть. — Клодия надула губы. — Ладно, бросайте кости.
Питер Фарадей нравился Клодии. Даже очень нравился. Она и сама не заметила, как стала считать его кем-то вроде члена семьи. Эмилии и Спенсера с их бурной светской жизнью часто не было дома, а вернувшись, супруги обычно предпочитали общество друг друга. И вот теперь у нее наконец-то появился собеседник и товарищ по играм — то, что он калека, не смущало. Скорее наоборот. Ведь Питер Фарадей, лишившись возможности передвигаться самостоятельно, был вынужден коротать время в четырех стенах. Они подолгу бывали вместе — играли в карты, в триктрак, а когда надоедало играть, Питер Фарадей брал газету и читал ей вслух, пока Клодия шила приданое для младенца или просто сидела, давая отдых глазам. Клодию не слишком интересовало, что пишут газеты, но ей очень нравились остроумные и едкие замечания, которые то и дело отпускал ее собеседник.
Ей нравилось его слушать. У Питера Фарадея был приятный голос — низкий, звучный, с богатыми модуляциями. К тому же он был весьма недурен собой, думала Клодия — немного похож на мистера Беллами, не такой шикарный, зато более утонченный. Весьма остроумный, но не злоязычный. Словом, настоящий джентльмен.
Он расспрашивал Клодию о самых разных вещах — начиная с ее детства, до того, как протекает беременность. Нет, Клодии, конечно, и раньше, случалось, задавали вопросы, просто она только теперь поняла, как приятно, когда твой собеседник не только терпеливо, но и с интересом слушает тебя. Она простодушно рассказывала об Эмилии и Спенсере, а также то немногое, что помнила о своих рано умерших родителях. Она даже осмелилась поведать о глупом романе с этим негодяем, своим учителем, и была приятно удивлена, что мистер Фарадей воспринял это не только без осуждения, но с искренним пониманием и сочувствием. Клодия была уверена, что Питеру Фарадею можно рассказать все.
Иначе говоря, они неплохо поладили.
Клодия встряхнула коробочку с костями.
— Не хотите ли на мне жениться? — вдруг выпалила она.
За ту неделю, что Питер провел в Морлавд-Хаусе, это был первый случай, когда он потерял дар речи.
— Прошу прощения?.. — наконец проблеял он.
— Вы не поняли? Странно, по-моему, я выразилась на редкость откровенно. Так вот, я спросила, не хотите ли вы жениться на мне?
По лицу Питера было ясно, что он в растерянности. Клодия не торопила его. Взяв бокал с лимонадом, она невозмутимо сделала глоток и терпеливо ждала, что он скажет.
Убедившись, что сконфуженный Питер по-прежнему молчит, Клодия решила успокоить беднягу.
— Не пугайтесь, мистер Фарадей. Я не настолько глупа, чтобы вообразить, что влюблена в вас. Но мы ведь неплохо ладим, верно? — Младенец в ее утробе внезапно заворочался, и она успокаивающе погладила выпирающий живот, словно уговаривая не волноваться. Клодия понимала, что жизнь ее скорее всего будет нелегкой. Но чувствовала, что уже начинает любить этого малыша, которому очень скоро предстояло появиться на свет. — Мне скоро рожать, — продолжала она. — И я не хочу расставаться с ребенком.
— Ну так оставьте его. — Питер Фарадей вдруг нахмурился. — Только не говорите, что герцог поставил вас перед выбором — либо вы срочно обзаводитесь мужем, либо у вас заберут ребенка.
— Нет-нет, что вы! Эмилия со Спенсером очень добры ко мне — они пообещали, что не оставят меня, что бы я ни решила насчет ребенка. Но, конечно, все будет намного проще, если я выйду замуж. И я тут подумала… а вдруг вы мечтаете стать отцом? Вы такой добрый… и терпеливый. По-моему, из вас получится замечательный отец. И возможно, это ваш единственный шанс стать им без особых хлопот. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду? В вашем состоянии тяжкая необходимость выполнять свой супружеский долг…
— Без особых хлопот? — не веря собственным ушам, повторил Питер. — Тяжкая необходимость?! Господи, помилуй, держу пари, ваш учитель был жалким любовником, верно?
— Хуже некуда. Но я не это имела в виду. — Клодия, вытянув шею, прислушалась, потом придвинулась к Питеру, насколько позволял ее огромный живот, и, понизив голос, продолжала: — Вы ведь гомик, верно?
Питер оцепенел. Не зная, что сказать, он встал, взял графин с лимонадом и наполнил бокал Клодии.
— Все в порядке, — успокаивающе прошептала она, заметив, как он потрясен. — Я умею держать язык за зубами. Кроме меня о вашей тайне не знает никто. Вы же знаете, как это бывает, когда сидишь в четырех стенах. Мне ведь совершенно нечем заняться, вот я и развлекаюсь, незаметно наблюдая за всеми.
— Но как?..
— Это было несложно. — Клодия снисходительно усмехнулась. — Обычно джентльмены заглядываются на горничных. А вы — на лакеев. Вам приглянулся тот, высокий, с квадратной челюстью, верно? Кстати, мне тоже. А какие ляжки… Настоящий жеребец, верно? — Клодия мечтательно вздохнула. — Увы, горничная Эмилии уверяет, что парень душой и телом предан своей возлюбленной — к несчастью для нас обоих. Кажется, она белошвейка. Но никто же не запрещает любоваться им, так ведь? Можно при нем ронять кое-что на пол и смотреть, как он нагибается… — Она провела языком по губам.
— Господи, леди Клодия… — Откинувшись на спинку кресла, Питер смотрел на девушку по все глаза. Внезапно по губам его скользнула понимающая усмешка. — Вы просто потрясающая, будь я проклят!
Клодия позволила себе насладиться своим триумфом. Слава Богу, хоть кто-то это заметил, удовлетворенно подумала она.
