– Нет, я не знал.
Она поднялась на ноги.
– Гробница Александра Македонского, – сказала она, – где-то под этим уродливым сооружением.
Раздавшиеся автомобильные гудки вступили в соревнование со свистками полицейских и громкими голосами людей, говоривших на полдюжине языков. Египтянин в форме, вооруженный небольшим мегафоном, придя в ярость, исполнил перед ними нечто вроде ритуального танца. Галантный шофер из английского интендантства остановил свою машину рядом с ними.
– Заглох мотор, леди?
В машину Джулии попытались втиснуться два гида.
– Мы показать мечеть. Мы показать вам все мечеть.
– Форстер пишет, что мрамор так светился, что в полночь можно было продеть нитку в игольное ушко. Чего это они так суетятся? У нас еще масса времени. Здесь никто не завтракает раньше двух часов дня.
«Миссис Ститч, – подумал Гай, – по-видимому, не рассчитывает на особую разговорчивость с моей стороны». Он сидел молча, поглощенный ею.
– Я никогда до этого не была в Египте. Надо сказать, эта страна оказалась для меня большим разочарованием. Я не могу заставить себя полюбить этих людей, – уныло призналась она, рассматривая толпу своими бездонными глазами. – За исключением их короля, а любить его слишком сильно – это неполитично. Пожалуй, нам надо ехать. Мне еще надо найти какие-нибудь туфли.
Усевшись за руль, она нажала на клаксон и безжалостно рванула маленькую машину вперед.
Вскоре она свернула в боковую улочку, в начале которой висел знак с надписью: «Вход и въезд английским военнослужащим запрещен».
– На днях здесь были подобраны два мертвых австралийца, – пояснил Гай.
Миссис Ститч интересовалась многим, но в любой данный момент – только одним. В то утро предметом ее интереса была история Александрии.
– Гипатия! – воскликнула она, сворачивая в грязный кривой переулок. – Я расскажу вам интересные вещи о Гипатии. Мне говорили раньше, что ее зарезали устричными раковинами. Вам в школе тоже так говорили. А вот Форстер пишет – черепками.
– Вы уверены, что мы проедем по этому переулку?
– Не очень-то. Я никогда не бывала здесь. Кто-то порекомендовал мне здесь одного человечка.
Проезжая часть переулка сузилась настолько, что крылья машины начали скрести стены.
– Придется немного пройти, – сказала миссис Ститч, поднимаясь над ветровым стеклом и опуская пониже свою шляпу.
Вопреки ожиданиям Гая они нашли нужную лавочку. «Человечек» оказался рослым детиной, восседавшим на скамеечке у входа в лавку и курившим кальян. Он любезно поднялся, и миссис Ститч немедленно уселась на освободившееся место.
– Как нагрел местечко, – заметила она.
Вокруг на шнурках висели туфли различных фасонов и расцветки. Поскольку миссис Ститч не обнаружила того, что ей было нужно, она достала из своей корзинки блокнот и карандаш и принялась рисовать, а сапожник, приблизившись, дышал ей в шею. Затем он поклонился, закивал головой и достал пару малиновых вечерних туфель-лодочек с высокими загнутыми носами, красивых и забавных одновременно.
– Как раз то, что надо! – воскликнула миссис Ститч. – Сидят как влитые.
Свои туфли из белой кожи она положила в корзину. Ногти на пальцах ее ног оказались бледно-розового цвета и отполированными до блеска. Расплатившись за туфли, она пошла в них. Гай последовал за ней. Сделав три шага, она остановилась и, опершись на Гая, легкая и благоуханная, снова сменила обувь.
– Не для улицы, – пояснила она.
Подойдя к автомобилю, они обнаружили, что его облепили ребятишки, приветствовавшие их звуками клаксона.
– Вы управляете машиной? – спросила миссис Ститч.
– Не очень хорошо.
– Сможете выбраться отсюда задним ходом?
Гай посмотрел поверх маленького автомобиля на кривой, забитый людьми, похожий на ущелье переулок.
– Нет, – ответил он.
– Я тоже не смогу. Придется прислать кого-нибудь. Видите ли, Элджи не любит, когда я управляю машиной сама. Который час?
– Без четверти два.
– Проклятие! Придется взять такси. Было бы забавно проехаться на трамвае, но это как-нибудь в другой раз.
Предоставленная Ститчам вилла находилась за Рамле, за Сиди-Бишром, среди пиний и бугенвилий. Одетые во все белое, с красными кушаками, слуги-берберы были единственными африканцами в доме. На всех остальных лежал отпечаток Приморских Альп. Собравшееся на веранде общество было небольшим, но не однородным. Элджернон Ститч держался на заднем плане; на переднем красовались две местные сестры-миллионерши. Увидев миссис Ститч, они льстиво, на цыпочках бросились навстречу ей.
– Ah, chere madame, ce que vous avez Fair star, aujourd'hui
[56]
.
– Леди Ститч, леди Ститч, какая шляпа! Je crois bien que vous n'avez pas trouve cela en Egypte.
[57]
– Chere madame, quel drole de panier.
[58]
По-моему, она очень оригинальная.
– Леди Ститч, ваши туфельки – просто прелесть!
– На базаре за пять пиастров, – отозвалась миссис Ститч (в такси она снова сменила туфли), увлекая за собой Гая.
– Ca, madame, c'est genial.
[59]
– Элджи, ты помнишь подземную корову?
Элджернон Ститч взглянул на Гая смущенно, но благожелательно. Представляя ему незнакомых людей, его жена чаще пользовалась иносказательными, чем определенными выражениями.
– Привет, – сказал он. – Очень рад снова встретиться с вами. Полагаю, вы знакомы с главнокомандующим?
Сестры-богачки обменялись полными недоумения, настороженными взглядами. Кто такой этот захудалый офицер? Son amant, sans doute.
[60]
Как хозяйка назвала его? La vache souterraine? Ou la vache au Metro?
[61]
Значит, это новый шикарный эвфемизм. Надо запомнить его и эффектно блеснуть им при случае.
– О, дорогая, по-моему, подземная корова – это ее шофер. В этом есть что-то великосветское.
Кроме главнокомандующего среди приглашенных были: молодой магараджа в форме Красного Креста, министр по особым поручениям английского кабинета и выделявшийся изысканными манерами паша. Миссис Ститч, не слишком строго придерживавшаяся этикета, посадила Гая за столом справа от себя, но живо участвовала в общем разговоре. Тему для начала она предложила сама.
