В доме на Карлайл-плейс дядюшка Перегрин вернулся в комнату Гая.
– Видно, теперь это совершенно обычное явление, когда разведенные встречаются как друзья? – спросил он.
– В Соединенных Штатах, по-моему, так заведено с давних времен.
– Да. И она ведь жила там довольно долго, правда? Этим и объясняется ее приход. А как ее фамилия?
– Кажется, Трой. Такую она носила, по крайней мере, во время нашей последней встречи.
– Миссис Трой?
– Да.
– Смешно звучит. А ты уверен, что Трой, а не Тройти? Рядом с нами живет семья с фамилией Тройти.
– Нет. Такая же, как у Елены Троянской.
– А-а… Да, да, совершенно верно, – согласился дядюшка Перегрин. – Как Елена Троянская. Очень яркая женщина. А почему она упомянула об оплате карт и-джина? Она что же, не богата?
– Да. Теперь не располагает ни одним лишним пенсом.
– Какая жалость, – сказал дядюшка Перегрин. – А по внешнему виду никак не подумаешь, правда?
Когда Вирджиния пришла вечером следующего дня, она назвала дядюшку Перегрина просто Перегрином; он возмутился, но, не показывая вида, проводил ее в комнату Гая. Он пронаблюдал. как она распаковала сверток, поставила на прикроватный столик бутылку джина и бутылку ликера и положила рядом с ними колоду игральных карт. Перегрин настоял на том, что оплатит ее покупки, как будто это доставляло ему особое удовольствие. Он сходил в столовую и принес стаканчики. Он не пил джин и не участвовал в игре в пикет, но и на этот раз долго оставался в комнате как зачарованный. Когда он наконец оставил их вдвоем, Вирджиния сказала:
– Какой забавный старикашка! Почему же ты не познакомил меня с ним раньше?
Вирджиния приходила каждый день и сидела с Гаем иногда по полчаса, а иногда и по несколько часов, незаметно приучая его к своему присутствию. Она легко добилась того, что для Гая ее приход в эти скучные и однообразные дни стали желанным и что он ждал ее появления с нетерпением. Она вела себя, как всякая жена, имеющая кучу других дел и тем не менее посещающая своего прикованного к постели мужа. Вдвоем они оставались довольно редко. Дядюшка Перегрин с раздражающим напускным лукавством неизменно играл роль старшей придворной дамы. В воскресенье Вирджиния пришла утром и, пока дядюшка Перегрин был в соборе, спросила Гая:
– А ты подумал о том, чем будешь заниматься после войны?
– Нет. Строить какие-нибудь планы сейчас, пожалуй, не время.
– Говорят, что немцы капитулируют еще до весны.
– Я не верю в это. Но если даже капитулируют, это все равно будет только началом других конфликтов.
– О, Гай, мне хотелось бы, чтобы ты смотрел на жизнь повеселее. Впереди нас всегда ожидает что-то хорошее и интересное. Если я думала бы иначе, то просто не смогла бы жить. А какое тебя ожидает наследство?
– Отец оставил что-то около двух тысяч фунтов.
– Боже мой!
– Половина из них – Анджеле, а одна треть государству. Кроме того, в течение нескольких ближайших лет нам придется выплачивать немало пособий. Я буду получать арендную плату за Брум. Это примерно еще триста фунтов.
– Каков же будет общий доход?
– Думаю, что в конечном счете что-то немногим более двух тысяч.
– Особенно не разбежишься.
– Да, не разбежишься.
– Но это все же намного лучше, чем ничего. К тому же у тебя ведь кое-что уже было. А как насчет дядюшки Перегрина? У него ведь тоже есть кое-что. Он оставит это тебе?
– Не имею никакого представления. Кроме того, я должен подумать о детях Анджелы.
– Ну, это-то может и измениться.
На второй завтрак в этот день был фазан. Миссис Корнер, которая восприняла визит Вирджинии без каких-либо комментариев, накрыла стол в столовой на двоих; пока Вирджиния и дядюшка Перегрин долго сидели за столом, Гай неуклюже поглощал свою порцию с подноса и в одиночестве.
На десятый день дядюшка Перегрин не приходил домой до семи часов вечера. Вирджиния уже собралась уходить, когда дверь открылась и в ней появился дядюшка. Его глаза лукаво искрились.
– Я не видел вас, – сказал он.
– А я скучала без вас.
– Знаете, о чем я подумал? Не выпадет ли сегодня на мою долю такое счастье, что вечер у вас свободный? Мне хочется пойти куда-нибудь с вами.
– Свободна как птица, – сказала Вирджиния. – Это будет чудесно.
– А куда бы вы пожелали пойти? Боюсь, что я не очень-то разбираюсь в ресторанах. Здесь недалеко, напротив вокзала Виктория, есть небольшой рыбный ресторанчик. Я иногда хожу туда.
– А что, если пойти к Рубену? – предложила Вирджиния.
– Боюсь, что я не знаю, где он.
– Вы оставите там все свое состояние! – крикнул Гай со своей кровати.
– Ну что ты в самом деле, – сказал дядюшка Перегрин, придя в ужас от этого нарушения приличных манер. – По-моему, в присутствии гостя обсуждать такие вещи просто неприлично.
– Конечно, оставите, – сказала Вирджиния. – Гай абсолютно прав. Я просто попыталась вспомнить какое-нибудь уютное местечко.
– Ресторанчик, о котором я говорил, это очень тихое и уютное место. Он всегда поражал меня своей скромностью.
– Скромностью?! Боже! По-моему, я за всю свою жизнь не бывала в скромных ресторанах. Чудесно!
– И уж коль скоро зашла речь об этих корыстных вещах, – добавил дядюшка Перегрин, бросив укоризненный взгляд на племянника, – позвольте мне заверить вас, что это вовсе не дешевый ресторан.
– Пошли. Я не хочу больше ждать, – сказала Вирджиния.
Гай проследил за уходом этих совершенно не подходящих друг для друга людей с некоторым удивлением и не без досады. Если Вирджиния была свободна в этот вечер, рассудил, он, она должна была бы остаться с ним.
Они шли к ресторану сквозь влажную темноту. Вирджиния опиралась на руку дядюшки Перегрина. Когда на перекрестках или на поворотах он пытался, следуя старомодному этикету, занять более опасную сторону по отношению к движущемуся транспорту, Вирджиния решительно противилась этому, продолжая опираться на одну и ту же руку Перегрина. Вскоре они приблизились к рыбному магазину и, поднявшись по боковой лестнице на второй этаж, вошли в расположенный там ресторан. Незнакомая Вирджинии, но хорошо известная ненавязчивым, но разборчивым людям длинная комната с редко расставленными столами постепенно пропадала из видимости в слабом свете затемненных розовыми абажурами ламп времени Эдуардов. Перегрин Краучбек сбросил с себя пальто и шляпу, вручил свой зонт старомодному швейцару и сказал не без некоторого напряжения:
– Вы, наверное, хотите, так сказать, помыть руки и привести себя в порядок. Дамская комната, как я полагаю, где-то вон там, вверх по лестнице.
