– Для меня она таковой не является, – сказал дядюшка Перегрин.
Официант принес им блюдо с белокорым палтусом.
– Конечно, если вы предпочитаете не обсуждать этот…
– Я, в сущности, не компетентен обсуждать это, – перебил ее дядюшка Перегрин. – Лично я считаю обращение в католики-делом очень сложным.
– О, не надо быть таким высокомерным и пренебрежительным. А что вы скажете насчет леди Плессингтон? Она ведь наверняка считается первоапостолом.
– Мне всегда было нелегко говорить о Элоиз Плессингтон, если речь шла о религии. К тому же она была принята католической церковью после выхода замуж.
– Правильно.
– А вы, дорогая, не стали католичкой.
– А вы считаете, что все могло бы быть по-иному – я имею в виду себя и Гая, – если бы я стала католичкой?
Дядюшка Перегрин заколебался. С одной стороны, он признавал теоретическую возможность милости господней, а с другой – хорошо изучил мужчин и женщин, которых ему довелось знать.
– Я в самом деле не компетентен в этом.
Наступило молчание. Дядюшка Перегрин молчал потому, что разговор, к его неудовольствию, зашел совсем не о том, о чем ему хотелось говорить, а Вирджиния – потому, что размышляла над тем, что ей сказать, чтобы продолжить разговор именно в этом направлении. Пока они ели палтуса, официант принес кофе. Засиживаться за столом в те времена было не принято. Наконец Вирджиния сказала:
– Видите ли, Перегрин, откровенно говоря, я рассчитывала на вашу поддержку в осуществлении своего плана. Беспутная жизнь мне порядком надоела. Я хочу возвратиться к мужу.
– К Трою?
– Нет, нет. К Гаю. В конце концов мой настоящий муж – Гай, правда ведь? Я думала, что обращение в католики могло бы помочь мне. Количество разводов в вашей церкви, по-моему, не имеет никакого значения, так ведь? Нам, наверное, придется обратиться в какое-нибудь учреждение записей актов гражданского состояния, чтобы брак был законным, но в глазах бога мы уже в браке, он сам мне сказал так.
– Недавно?
– Нет, не очень.
– И вы считаете, что он желает вашего возвращения?
– Я убеждена, что смогу сделать так, чтобы он пожелал, и очень скоро.
– Да-а, – сказал дядюшка Перегрин, тяжело вздохнув, – это меняет все дело. – Он посмотрел на нее грустным взглядом. – Так, значит, это вы к Гаю приходили все эти дни?
– Конечно. А вы думали к кому?.. О, Перегрин, неужели вы думали, что я имею виды на вас?
– Да, эта мысль как-то приходила мне в голову.
– Вы, наверное, надеялись, что я могу явиться для вас третьей… – Она употребила нецензурное для тех времен слово, которое, несмотря на его непристойность, не заставило дядюшку Перегрина даже поморщиться. Произнесенное ее губками, оно показалось ему в какой-то мере даже привлекательным. Она была переполнена чувством тонкого юмора и находилась на грани нового взрыва безудержного смеха.
– Что-то в этом роде.
– Но это, без сомнения, было бы грешно?
– Очень даже грешно. Серьезных планов на этот счет я, правда, не строил, но мысль о возможности этого приходила мне в голову довольно часто, даже в те моменты, когда я перебирал книги. Вы могли бы в таком случае поселиться в той комнате, где сейчас Гай. Я не думаю, что миссис Корнер истолковала бы это превратно. В конце концов вы ведь моя племянница.
Вирджиния снова рассмеялась своим самым очаровательным смехом:
– Дорогой Перегрин, а вам не пришлось бы-прибегнуть к одному из этих дорогостоящих курсов лечения, о которых говорили ваши друзья в «Беллами»?
– В случае с вами, – сказал дядюшка Перегрин с присущим ему высокомерием, – я почти уверен, что не пришлось бы.
– Очень мило. Надеюсь, вы не думаете, что я смеюсь над вами, а?
– Нет, не думаю.
– В любое время, когда вы захотите попробовать, дорогой Перегрин, я к вашим услугам.
Старческое лицо Перегрина Краучбека потускнело и опечалилось.
– Это будет совсем не то. Предложение в такой формулировке меня просто смущает.
– О, дорогой, неужели я попала впросак?
– Да. Все это так щекотало воображение. А вы начали говорить об этом уж слишком практично. Я мечтал видеть вас в своей квартире, понимаете? Но не более этого.
– А я хочу иметь мужа, – сказала Вирджиния. – Об этом вы, конечно, не думали?
– Нет-нет. Это, разумеется, совершенно невозможно.
– Опять ваша религия?
– Да, религия.
– Тогда им должен быть Гай. Неужели вы и теперь не понимаете, почему я хочу стать католичкой? Не может же он сказать мне «нет», как по-вашему?
– Почему же, может, если захочет.
– Но вы же знаете Гая и не думаете, что он скажет «нет», правда ведь?
– В сущности, я знаю Гая очень мало, – сказал дядюшка Перегрин довольно раздраженным тоном.
– Но вы же поможете мне? Когда настанет время, вы скажете ему, что он обязан?
– Он вовсе не из тех, кто стал бы советоваться со мной.
– А если посоветуется? И если дело дойдет до расчетов с Анджелой?
– Нет, дорогая, – сказал дядюшка Перегрин, – ни за что на свете.
Вечер прошел не так, как каждый из них планировал. Дядюшка Перегрин проводил Вирджинию до крыльца дома. Расставаясь, она впервые поцеловала его. Он приподнял в темноте шляпу, расплатился с таксистом и пошел домой, подавленный и расстроенный. Гай еще не спал, читал книгу.
– Ну как, хорошо провели время, дядюшка?
– В этом ресторане по нынешним временам всегда хорошо. Он стоил мне более двух фунтов, – ворчливо добавил Перегрин, вспомнив, какими словами о бережливости Гай проводил их.
– Я спрашиваю, вы сами-то довольны вечером?
– И да и нет. Больше нет, чем да, по-видимому.
– У Вирджинии, по-моему, было прекрасное настроение.
– И да и нет. Больше да, чем нет. Смеялась она действительно очень много.
– Ну, значит, все хорошо.
– И да и нет, Гай, я должен предупредить тебя. Эта женщина имеет виды.
– На вас, дядюшка Перегрин?
– На тебя.
– А вы уверены в этом?
– Она сама сказала мне.
– И вы считаете, что должны сообщить мне об этом?
– В настоящих условиях – да.
– А не да и нет?
– Нет, только да.
10
Сэр Ральф Бромптон был воспитан старой дипломатической школой и поэтому умел избегать хлопотливых обязанностей и достигать власти, занимая такие должности, на которых на него не возлагалось буквально никаких обязанностей. В безответственных военных организациях он ухитрялся постоянно перемещаться из одного управления в другое или из одного комитета в другой. Начальник штабов сухопутных частей для проведения особо опасных операций считали, что они должны иметь своих представителей во всех органах, которые занимаются планированием и проведением операции. Будучи весьма занятыми оживленной деятельностью в высших органах, они с удовольствием наделили сэра Ральфа правами слушать, говорить за них и докладывать им о делах в стоящей чуть-чуть пониже, но никоим образом не менее озорной среде своих непосредственных подчиненных.
