– Я уже объяснил тебе. Я находился тогда в отпуске, жил в казарме, на мне была новая форма, я начинал, так сказать, новую жизнь… Обстановка была военная…
– Хорошо. А разве не из-за этой же войны я сегодня здесь, с тобой, и разве не из-за нее я принесла тебе такой замечательный рождественский подарок?
– Да, но ты ведь не имела в виду ничего такого…
Вирджиния запела песенку их юношеских лет о маленькой сломанной куколке. Оба они неожиданно рассмеялись, и Гай сказал:
– Это бесполезно, Джини. Я очень сожалею, что ты в трудном положении. Мои финансовые дела, как ты знаешь, немножко поправились, и я с удовольствием помогу тебе, пока ты не найдешь кого-нибудь более подходящего.
– Гай! Говорить так – это же просто свинство! Совсем на тебя не похоже. Раньше ты никогда не позволил бы себе сказать мне такие горькие слова.
– Горше этого не будет. Все. Это все, что я могу сделать для тебя.
Тогда Вирджиния сказала еще откровеннее:
– Мне нужно большее. Я должна сказать тебе кое-что, и, пожалуйста, поверь, я намеревалась сказать тебе это даже в том случае, если наш разговор принял бы совершенно иной оборот. Ты хорошо знаешь меня, знаешь, что я не способна на какой-нибудь подлый обман.
Затем, не ища никаких оправданий и сострадания, очень откровенно и коротко она рассказала ему, что ждет ребенка от Триммера.
Йэн и Кирсти Килбэннок возвратились в Лондон из Шотландии в ночь на 28 декабря. Он поехал прямо на службу, а она – домой. Она застала миссис Бристоу курящей сигарету и слушающей радиопередачу.
– Ну как, все в порядке? – спросила Кирсти.
– Миссис Трой уехала.
– Куда?
– Она не сказала. Вчера утром. Она собрала все свои пожитки и дала мне на прощание фунт. Я не знаю, как это надо понимать: то ли у нее просто больше нет ничего, то ли она считает это достаточным вознаграждением за все, что я делала для нее. Я уж хотела было сказать ей, что на чай сейчас давать не принято. То есть я хочу сказать, что сейчас, как говорят по радио, мы все помогаем друг другу. А если уж она хотела выразить свою признательность, то должна была бы дать по меньшей мере пять фунтов. К тому же я помогла ей снести вещи вниз. Она ведь довольно долго жила за границей, правда? Ах да, она еще оставила вам вот это. – Миссис Бристоу подала Кирсти конверт.
В конверте было письмо:
«Дорогая,
я очень сожалею, что уехала не попрощавшись, но уверена, вы будете рады тому, что я наконец-таки оставила ваш дом в покое. Ты была для меня просто ангелом. Я буду в вечном долгу перед тобой и Йэном. Давай как можно скорее встретимся, и я обо всем расскажу тебе. Йэну я оставила маленький сувенир – довольно жалкий подарок, но ты же знаешь, как теперь трудно достать что-нибудь хорошее.
С сердечным приветом, Вирджиния».
– А еще что-нибудь она оставила, миссис Бристоу?
– Да. Две книги. Они наверху, в столовой. Лежат на столе.
На столе в столовой лежали два томика Наина «Гораций». Кирсти не была библиофилом, но ей доводилось присутствовать на распродаже имущества, и она знала цену вещам. «Как и в случае с вознаграждением миссис Бристоу, – подумала Кирсти, – Вирджинии следовало бы оставить Йэну или что-нибудь совсем недорогое, или что-нибудь подороже этих книг». В действительности же изящные томики Наина были единственной собственностью Вирджинии – неуместный и запоздалый рождественский подарок дядюшки Перегрина.
Кирсти возвратилась на кухню.
– А не оставила ли миссис Трой какой-нибудь адрес? – спросила она.
– Она уехала недалеко. Я не уловила, что именно она сказала водителю такси, но это был не вокзал.
Тайна вскоре раскрылась. Раздался телефонный звонок. Это был Йэн.
– Хорошие новости, – сказал он. – Наконец-то мы отделались от Вирджинии.
– Я знаю.
– Тем лучше. Она все-таки оказалась умной женщиной. Я знал, что она достаточно рассудительна. Она сделала как раз то, что я рекомендовал: нашла себе мужа.
– Кто-нибудь, кого мы знаем?
– Конечно. Не кто иной, как Гай.
– О, не может быть!
– Уверяю тебя. Она сейчас здесь, в конторе. Только что вручила официальное заявление о том, что увольняется с работы и становится домашней хозяйкой.
– Йэн, не может быть, чтобы она подложила такую свинью Гаю.
– Они намерены зарегистрировать брак, как только Гай встанет на ноги.
– Он, должно быть, сошел с ума.
– А я всегда считал, что он ненормальный. У них вся семья такая, ты же знаешь. Помнишь, и брат у него был такой же.
У Кирсти еще сохранилось присущее шотландцам чувство добропорядочности. Жизнь в Лондоне и общение с Йэном не успели полностью атрофировать ее восприимчивость к явным нарушениям морали. Случалось это, правда, довольно редко, но уж если случалось, если ее что-нибудь шокировало, то в ней происходило не какое-нибудь едва ощутимое смещение почвенных пластов, а сильнейшее сейсмическое потрясение. В течение нескольких минут после звонка Йэна она сидела не шевелясь, погруженная в мрачные размышления, затем решительно направилась на Карлайл-плейс.
– О, доброе утро, сударыня, – приветливо встретила ее миссис Корнер, совсем не так, как встречала миссис Бристоу. – Вы, наверное, пришли навестить капитана Гая? А вы слышали, какие у него новости?
– Да, слышала.
– Меня это ни капельки не удивило, уверяю вас, сударыня. Я чувствовала, что дело идет к этому. Все хорошо, что хорошо кончается. Все это вполне естественно, не важно, что там было плохого или хорошего до этого, важно, что теперь они – муж и жена. Она переехала в этот дом, в комнатку вон в том конце коридора, бросает работу, и теперь у нее будет время для ухода за ним.
Пока миссис Корнер произносила эту речь, Кирсти продвигалась к двери в комнату Гая.
Войдя в комнату, она не села на стул. Подождала, пока миссис Корнер оставила их вдвоем.
– Гай, – сказала она, – я буквально на минутку. Мне надо успеть на работу. Я должна была зайти и повидаться с тобой. Я знаю тебя, может быть, не очень хорошо, но зато длительное время. Случилось так, что ты – один из друзей Йэна, которых я действительно уважаю. Ты, может быть, считаешь, что я вмешиваюсь не в свои дела, но я должна сказать тебе… – И она рассказала Гаю все, что знала о Вирджинии.
– Но, дорогая Кирсти, неужели ты думала, что я ничего этого не знаю?
– Тебе сказала Вирджиния?
– Конечно.
– И ты женишься на ней, несмотря на?..
– Именно поэтому я и женюсь.
– Ты самый последний дурак, – сказала Кирсти голосом, в котором одновременно слышались и гнев, и сожаление, и нечто похожее на любовь. – Ты поступаешь по отношению к Вирджинии по-рыцарски. Неужели ты не понимаешь, что рыцарей теперь не бывает, да и вряд ли они были когда-нибудь. Неужели ты в самом деле рассматриваешь Вирджинию как девицу, попавшую в беду?
