Фамилии и имена подчиненных Гай знал. А вот опознать их удавалось далеко не всегда. У каждого было по меньшей мере три лица: нечеловеческое, даже довольно враждебное выражение, когда подчиненный стоял по стойке «смирно»; жизнерадостное и изменчивое, чаще всего шутовское, иногда взбешенное, а иногда и печальное, когда во внеслужебное время подчиненные направлялись гурьбой в какую-нибудь бригадную военную лавочку или спорили о чем-нибудь в ротных палатках; и, наконец, третье выражение – настороженная, но в целом дружелюбная улыбка, когда Гай разговаривал с ними во внеслужебное время или во время перерывов в занятиях. Большинство хорошо воспитанных англичан в те времена считали, что они наделены исключительной способностью внушать низшим классам любовь и уважение к себе. Гай не тешил себя такой иллюзией, но считал, что пользуется у подчиненных ему тридцати человек довольно высоким авторитетом. Впрочем, он особенно об этом и не заботился. Ребята просто нравились ему, и он желал им всяческих успехов. Он выполнял свой долг и отношении подчиненных настолько, насколько ему позволяли его скромные знания. Он был безоговорочно готов, если возникнет необходимость, принести себя в жертву ради них. Броситься на шипящую гранату, например, отдать им последнюю каплю воды, совершить любой подобный поступок. Однако различия между ними по их человеческим качествам Гай не проводил. Он отличал их друг от друга не больше и не меньше, чем делал это в отношении офицеров-сослуживцев. Он предпочитал майора Эрскайна молодому Джарвису, с которым жил теперь в одной палатке, он питал уважение к де Саузе, но вместе с этим испытывал некоторое подозрение к нему. Что же касается своего взвода, роты, батальона и вообще всех алебардистов, то Гай питал к ним более теплые чувства, чем к любому другому за пределами его семейного круга. Это, конечно, не так уж много, но все же кое-что, за что можно было благодарить бога.
А в самом начале этого разностороннего катехизиса стоял вопрос, составлявший суть самого пребывания Гая среди этих, не им выбранных сослуживцев:
«За что мы сражаемся?»
В инструкции по боевой подготовке стыдливо отмечалось, что многие рядовые солдаты имеют об этом весьма туманное представление. «А Бокс-Бендер ответил бы на этот вопрос достаточно четко? – подумал Гай. – А Ритчи-Хук? Имеет ли он хоть малейшее представление, для чего нужно, выражаясь его словами, „уничтожать и уничтожать“ противника? А ответит ли на этот вопрос сам генерал Айронсайд?»
Гай полагал, что по такого рода вопросам он знает кое-что из того, что скрыто от власть имущих.
Англия объявила войну, чтобы отстоять независимость Польши. Теперь этой страны нет. Генерал Пейджет сейчас в Лиллехаммере, и, согласно официальным сообщениям, все идет хорошо. Но Гай знал, что дела идут плохо. Здесь, в Пенкирке, у них не было хорошо информированных друзей, они не пользовались доступом к разведывательным информационным документам, но восточные ветры из Норвегии доносили сюда признаки провала.
Гай думал обо всем этом, когда лежал в тот вечер в своей палатке. Произнося вечернюю молитву, он сжимал в руке медальон Джервейса. Последняя перед сном мысль Гая была для него успокоительной. Как бы плохо ни чувствовали себя скандинавы оттого, что на их территорию вторглись немцы, для алебардистов это событие было многообещающим. Несмотря на то что они являлись специальными частями, предназначенными для проведения особо опасных операций, возможностей участвовать в таких операциях до настоящего времени, казалось, было очень мало. Теперь же, для того чтобы «уничтожать и уничтожать», открылось новое, весьма протяженное побережье.
8
В тот день, когда мистер Черчилль стал премьер-министром, Эпторпа произвели в чин капитана.
Эпторп заранее узнал об ожидаемом приказе (ему сообщил об этом начальник штаба) и с утра послал своего денщика в штаб, в ротную канцелярию, стоять там наготове. Как только из штаба батальона поступили первые сведения о приказе – еще до того, как копии этого приказа были разосланы и тем более получены, – Эпторп развил необыкновенно бурную деятельность. Остальную часть первой половины дня он провел в волнующем экстазе. С важным видом прошелся по всем лагерным дорожкам, побывал у начальника медицинской службы, видимо, с целью получить тонизирующее средство, которое считал необходимым для себя в такой момент, спугнул начальника квартирмейстерской части, который пил чай на своем складе, однако никто из них, кажется, не замечал новой звезды. Эпторпу оставалось только ждать.
В полдень в лагере стали слышны голоса прибывавших с полигонов и расходившихся по своим палаткам солдат и офицеров. Эпторп невозмутимо ожидал офицеров-сослуживцев в палатке-столовой.
– А-а, Краучбек, что можно предложить тебе выпить?
Гая это немало удивило, ибо Эпторп в последние несколько недель почти не разговаривал с ним.
– О, это очень любезно с твоей стороны. Я прошел сегодня много миль. Кружечку пива, с твоего позволения.
– А ты, Джарвис? И ты, де Сауза?
Это было еще удивительнее, поскольку в течение всего «инкубационного» периода Эпторп никогда не разговаривал ни с де Саузой, ни с Джарвисом.
– Хейтер, старина, а что выпьешь ты?
– А в честь чего, Эпторп? День рождения? – спросил Хейтер.
– Насколько я понимаю, у алебардистов принято ставить выпить в таких случаях.
– В каких случаях?
Эпторп неудачно выбрал для этого разговора Хейтера. Хейтер ни во что не ставил офицеров с временным чином, да и сам был все еще лейтенантом.
– Боже мой! – воскликнул он. – Неужели ты хочешь сказать, что тебе присвоили чин капитана?
– С первого апреля, – гордо заявил Эпторп.
– Подходящая дата. Тем не менее против стопки розового джина я не возражаю.
Бывали такие моменты, когда Эпторп, как в спортивном зале например, становился более чем смешным. Сейчас настал один из таких моментов.
– Подайте этим молодым офицерам все, что они попросят, Крок! – крикнул Эпторп, величественно махнув в сторону подходивших к бару офицеров. – Стойте, стойте, начштаба! Я угощаю. Подполковник, надеюсь, вы не откажетесь выпить с нами?
Палатка-столовая заполнилась офицерами, пришедшими на второй завтрак. Эпторп щедро угощал всех. Никто, кроме Хейтера, не завидовал повышению Эпторпа.
Смена премьер-министров интересовала алебардистов в гораздо меньшей мере. Они считали, что политика – это не их дело. Зимой, когда мистер Хор-Белиша был вынужден оставить свое кресло, некоторые алебардисты радовались и высказывали свое мнение по этому поводу. С тех пор Гай не слышал ни одного слова о политиках. В радиоприемнике в офицерской столовой прозвучало несколько выступлений мистера Черчилля. Гаю они показались невероятно хвастливыми, к тому же за ними, за большей их частью, последовали сообщения о крупных неудачах, подобно божьей каре в «Последнем песнопении» Киплинга.
Гай знал мистера Черчилля только как профессионального политика, сиониста, компаньона газетных королей и Ллойд Джорджа. Гая спросили:
