— Да так, — он пожал плечами. — Ходил по улицам. Практиковался.
Кэт практиковалась с тех пор, как ей исполнилось три — когда отец Хэмиша и Ангуса повел их всех в цирк, потому что ему понадобилось «одолжить» слона.
— Ты когда-нибудь попадался? — спросила Кэт, и парень снова пожал плечами.
— Полиции — ни разу.
— На тебя заводили дело?
Парень покачал головой.
— У тебя есть команда? — продолжала Кэт.
— Я работаю один.
Кэт задумалась, был ли этот паренек, влетевший в нее на парижской улице, так хорош, как ей показалось. И знал ли он об этом.
Она пристально изучала его, гадая, не мог ли он стать тем самым недостающим элементом ее грандиозного плана.
— Не хочешь сменить амплуа?
Четыре дня до истечения срока
Поместье Виндхэм, Англия
Глава двадцать третья
За эти несколько дней Катарине Бишоп пришлось привыкнуть делать многие вещи. И прежде всего — пробираться в дом (особенно в этот самый дом) в три часа ночи. В конце концов, ей были известны все сильные и слабые стороны охранной системы (ведь она сама ее посоветовала). И сам дом был ей прекрасно знаком: она знала, что во внутренний двор вела стеклянная дверь, закрашенная темной краской, и что розовые кусты под окном столовой обладали исключительно острыми и неприятными шипами.
Но той ночью, когда Кэт вошла в парадную дверь поместья Гейла, она чувствовала себя так, словно переступила порог кухни дяди Эдди. Словно она ушла без разрешения и рисковала навсегда остаться здесь чужой.
Стараясь держаться в тени, Кэт изо всех сил пожелала, чтобы ее друзья уже разошлись спать.
— Кэт?
Девушка застыла на месте, проклиная скрипучие полы.
— Кэт, это ты? — Голос Габриэль был высоким и пронзительным. Несмотря на темноту, Кэт сразу различила силуэт кузины, сидевшей на верхней ступеньке лестницы. Габриэль обхватила колени руками, ее волосы были собраны на макушке в растрепанный пучок.
— Что случилось? — быстро спросила Кэт. — Что-то не так? Здесь был Такконе? Он…
— Твой отец, Кэт. Его арестовали.
В одной из комнат наверху зажегся свет. Кэт услышала приближающиеся голоса.
Она посмотрела на Габриэль, молясь, чтобы та ее поняла.
— Что ты сделала?!
Кэт не была уверена в том, чей голос она услышала первым: ей показалось, что все ее друзья выпалили это одновременно. Она даже не знала, на кого посмотреть — потому что каждая пара глаз в бильярдной комнате смотрела на нее так пристально и гневно, что Кэт была готова зажмуриться.
— Я приняла разумное решение, — сказала Кэт.
— Так это ты сдала его полиции? — спросил Саймон с таким видом, словно от услышанного его гениальный мозг завис, как сломанный компьютер.
— Вообще-то, Интерполу. — Кэт пожала плечами, стараясь выглядеть спокойной. — Формально.
— И ты настучала на собственного отца?! — возмутился Ангус.
— Там ему будет лучше. Поверьте мне, — ответила Кэт.
— Но ты его дочь, Кэт! — глаза Хэмиша расширились. — Дядя Эдди убьет тебя.
— А еще я изо всех сил стараюсь помешать единственному псевдониму, с которым мы столкнулись за всю нашу жизнь, Хэмиш. Даже дядя Эдди не сможет убить меня дважды.
Саймон плюхнулся на диван.
— Не думаю, что мне понравилось бы в тюрьме.
Кэт старалась не обращать внимания на то, как Ангус и Хэмиш сжали свои бильярдные кии, а Габриэль тихо села у окна с озабоченным выражением лица.
— Послушайте, я…
— Она поступила правильно. — Это были слова, которые Кэт меньше всего ожидала услышать от человека, который все это время молчал. Гейл рухнул в кресло. — Если наш план не сработает, — он почти улыбнулся, — а должно произойти чудо, чтобы он сработал… Тогда твоему отцу понадобятся любые средства, чтобы оказаться как можно дальше от Такконе.
Гейл повернулся к Кэт. Они посмотрели друг другу в глаза, и Кэт почувствовала, что никто не станет перечить Гейлу — или сомневаться в его словах. Никто не пойдет против них обоих. И все могло бы на этом закончиться. Всеобщее напряжение развеялось бы само собой, если бы в этот самый момент в комнату не шагнул незнакомый парень.
— Привет.
Саймон бросился к ноутбуку, стоявшему на барной стойке, и захлопнул его. Хэмиш в мгновение ока набросил куртку на модель музея Хенли, лежавшую на полу рядом с диваном, но Гейл даже не шелохнулся. Он только посмотрел на парня, стоявшего в дверях, и перевел взгляд на Кэт.
— Кто это такой? — спросил он, кивком головы указывая на незнакомца, протянувшего ему руку.
— Привет, я Ник. Кэт сказала мне…
— Подождать снаружи! — рявкнула Кэт.
— И что? — спросил Гейл.
— Ник — карманник. Мы с ним… столкнулись на улице в Париже. — Кэт изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал уверенно — как у человека, который уж точно заслуживал быть здесь. — Ник, это Габриэль. — Ее кузина еле заметно помахала двумя пальцами. — Это братья Бэгшоу, Ангус и Хэмиш. Это Саймон, я тебе о нем рассказывала. А это Гейл, — представила своих друзей Кэт. — Гейл…
— Гейл никак не может понять, что Ник здесь делает.
Кэт попыталась уловить в голосе Гейла знакомую издевку, но его все это явно нисколько не забавляло.
— Ты же сам говорил, Гейл, — тихо сказала Кэт. — Нам нужен еще человек.
— Двое, — поправил ее Гейл. — Вообще-то, я говорил о двоих, и он…
— Он в деле, — твердо сказала Кэт. — Всемером мы справимся. Он с нами.
Кэт оглядела свою команду: Ангус был самым старшим, Саймон — самым умным, Габриэль — самой быстрой, а Хэмиш — самым сильным. Но Гейл был единственным, кто произнес то, что подумали все.
— Я так и знал, — сказал он, отворачиваясь. — Я знал, что надо было ехать с тобой. Сначала ты плетешь полицейским какую-то чушь про своего отца…
— Интерполу, — в один голос поправили его Хэмиш, Ангус и Саймон.
— А теперь ты возвращаешься домой с… этим? — фыркнул Гейл, показывая на Ника, словно тот не мог его услышать. Словно Кэт была новичком. Маленькой дурочкой.
Кэт тряхнула головой, изо всех сил надеясь, что Гейл не окажется прав.
— Можно тебя на минутку? — Кэт выразительно посмотрела на Гейла, открыла стеклянную дверь и вышла на веранду.
Когда Гейл закрыл дверь за их спинами, Кэт услышала, как Ангус произнес:
— Только не это! Мама и папа будут ругаться…
На улице было прохладно. Кэт пожалела, что не захватила пальто и что Гейл не обнимет ее, как раньше, и не пошутит, что она вечно таскает домой каких-то оборванцев. Его голос звучал холодно и жестко.
