Юнас радостно кивнул. Линдрот открыл железную дверь.
— Смотри, не упади, спускайся осторожно!
— Не волнуйтесь! — сказал Юнас.
Линдрот пошел впереди, но посередине лестницы остановился.
— Нет ли у тебя еще такой горькой конфетки? Очень бодрит.
Юнас поспешно достал коробочку с «салмиаком»:
— Возьмите две!
— Благодарю! Большое спасибо…
Они спускались все ниже и ниже в темноту. Юнас поднял свой фонарь и посветил вокруг.
— Сколько гробов, — сказал он.
— Да, это старая церковь, — ответил Линдрот. — Пригнись! Потолок здесь не особенно высокий… Да-а, Юнас… скоро мы узнаем, верно ли наше маленькое предположение…
Прямо под ногами у Юнаса юркнула крыса. Не то чтобы он испугался, но приятного в этом было мало. Тут и там раздавался испуганный шорох. Юнас пожалел, что не взял с собой магнитофон. Какой получился бы репортаж!
— Так, посмотрим! — послышался голос Линдрота. — Вот гроб Эмилии. «Эмилия Браксе, урожденная Селандер».
— Как хорошо сохранился, — со знанием дела заметил Юнас, подошел к гробу и поставил фонарь на его крышку.
— Первоклассная древесина, — ответил Линдрот, постучав по крышке. — Ну что, приступим?
Юнас кивнул. Они отставили фонари в сторону. Линдрот потер руки.
— Придется поднатужиться, — сказал он. — Будет нелегко. Но попробовать можно…
Линдрот взялся за изголовье гроба, а Юнас обхватил другой конец. Но поднять гроб оказалось не так просто. Он был как будто из свинца и не двигался с места. Линдрот почесал затылок.
— Ты подумай, какой тяжелый!
— Не будем сдаваться, — ответил Юнас.
— Может, объединим наши усилия и попробуем вместе с одного конца? — предложил Линдрот.
Они вместе взялись за изголовье, и дело пошло на лад.
— Давай попробуем осторожно качнуть его, — сказал Линдрот. — Раз, два, три!
Они изрядно вспотели, прежде чем им, наконец, удалось немного качнуть гроб. Внутри раздался глухой стук.
— Слышите? — возбужденно прошептал Юнас. От удивления они выпустили гроб из рук. И радостно переглянулись. Глаза Линдрота сияли.
— Видишь, Юнас? Видишь? Не такие уж мы с тобой простаки! Этот звук… как бы выразиться… человеческие останки не могут издавать такой звук… потому что после стольких лет остаются только кости да труха. Поэтому можно считать, что… что…
Линдрот от возбуждения стал заикаться, и Юнас договорил за него:
— Что в этом гробу лежит статуя. Вы совершенно правы!
— Да, похоже на то… Ну надо же, Юнас!
— И как мы ее отсюда вытащим? — спросил Юнас, готовый сразу же приступить к работе.
Но Линдрот сказал, что надо подождать. Жаль, конечно, но не стоит спешить… Пастор казался обеспокоенным.
— Да, очень жаль, — повторил он. — Но надо сначала выяснить, как это делается, потом все грамотно организовать. И как можно скорее! Затягивать нельзя… и нельзя допустить никаких бумажных проволочек. Я против!
— Я тоже! — решительно заявил Юнас. — На это мы не пойдем!
— Слушай, Юнас, интересно, а как ты догадался? — спросил Линдрот.
Юнас важно ответил, что на него снизошло озарение. Ему показалось, что Петрус Виик проговорился, когда упомянул о «тяжелом предмете»! Если бы речь шла о камне, например, он бы наверняка сказал об этом прямо. Но Петрус Виик хитрил — он написал, что поступил со статуей как-то «иначе», но не рассказал как. Вот Юнас и догадался
— Ловко! — похвалил Линдрот Юнаса.
— Ну а вы? Как вы догадались?
Линдрот объяснил, что поставил себя на место Петруса Виика, попытался представить, что он чувствовал и как рассуждал. «Нельзя безнаказанно присваивать себе то, что было предано земле», — писал Виик. Вспомним, что статуя тоже однажды была предана земле. Что же получается?
— То, что пришло из могилы, пусть в нее и вернется! Вот как я подумал, — сказал Линдрот. — Видимо, так же думал бедный страдалец Петрус Виик и положил эту злосчастную находку в гроб Эмилии, чтобы статуя снова обрела покой. Вот как я рассуждал!
— Гениально! — похвалил его Юнас.
— Да, Юнас, не такие уж мы с тобой простофили. Они радостно переглянулись — оба были довольны друг другом. Юнас еще раз покосился на гроб.
— Может, качнем еще раз? — предложил он.
Они снова взялись за гроб и, приподняв, качнули. Никаких сомнений! Внутри со стуком перекатывался какой-то тяжелый предмет.
— Ну что ж! Теперь остается только договориться о вскрытии склепа! — с энтузиазмом сказал Линдрот. — А нет ли у тебя еще такой горькой конфетки? Они как-то удивительно бодрят.
В ЦЕНТРЕ СОБЫТИЙ
— А по-моему, нам не стоит высовываться, — сказал Давид. — Ведь пока что мы еще ничего не знаем наверняка.
— Вот если бы ты был тогда с нами! — нетерпеливо ответил Юнас. — Сам бы услышал! И Линдрот со мной полностью согласен. Это вовсе не было похоже на грохот старых костей! Там внутри тяжелый предмет! Это я тебе точно говорю!
— Да, я, конечно, очень доверяю Линдроту, — сказала Анника, — но…
Она замолчала. Ребята ехали на автобусе в Йончепинг, чтобы дать интервью на «Смоландском радио». Средства массовой информации теперь только об этом и говорили. Утренние газеты поместили новость о египетской статуе на первой полосе, крупным шрифтом. Анника, покачав головой, свернула газету. В прессе слишком много писали о них, особенно о Юнасе, которого называли «живым», «сообразительным» и «удивительно развитым». Конечно, это правда, в сообразительности ему не откажешь, но все-таки…
Как-то нехорошо все это. Подумаешь, какая-то старая статуя — пустая безделица! А как же судьбы людей, которые за ней стоят? О них — ни слова. Ведь эти люди жили, смеялись, плакали, умирали. Чего нельзя сказать о статуе. Почему же она оказалась важнее? Разумеется, потому, что она ценная. Или «бесценная», как писали во всех газетах.
Нет, об Андреасе Виике, конечно, тоже упоминали — ведь это он привез сокровище в Швецию, а к тому же был учеником Линнея, но Эмилия, на чью долю выпало столько страданий, — она была забыта.
Хотя с другой стороны — ей-то уже все равно. Даже если бы о ней сейчас и вспомнили, это бы никак не изменило ее печальную судьбу.
— Я не понимаю Андреаса, — вдруг заговорила Анника. — Как он мог так просто взять и уехать? Ведь он же знал, что уезжает на три года!
— Не знаю, он думал, наверное, что Эмилии лучше выйти замуж за этого Браксе, как хотел ее отец, и решил не мешать… — сказал Давид.
— Только мужчины могут так рассуждать, — ответила Анника. — Неужели Андреас не понимал, что она не хочет выходить за Браксе. Он думал только о своей карьере. Потому что был эгоистом.
