После такой мрачной философии опять приходило отупение. Но как-то раз Пашка всё-таки решил выяснить этот вопрос и при помощи то пальцев, то трёх десятков с грехом пополам выученных слов растолковал Туннасу: мол, есть у вас рабы?
Юноша побагровел. Сказал возмущённо: «Нах эфал-эфалак!!!»
[27]
Пашка понял, что, кажется, его послали — понял из-за сходства первого слова с прославленным русским ругательством. Но Туннас быстро успокоился и кое-как пояснил в ответ: нет рабов. Эрухини не держат рабов. Никогда не держали. Насчёт «никогда» голос Туннаса вроде как запнулся,
[28]
но в остальном не верить ему не было причин. Да и реакция слышавших разговор других людей не оставляла сомнений в его правдивости.
Утром девятого дня впереди появился вал.
Пашка не понял, что к чему. Но все вокруг начали переговариваться, а Туннас взял мальчишку за плечо, несколько раз тряхнул, что-то повторяя. Пашка растерянно улыбнулся…
…Что это такое, он понял позже, когда всё стало совершенно ясно. Влево и вправо — на широкой росчисти среди леса — уходили строящиеся укрепления. Сотни людей копошились на них: копали и таскали землю, вбивали колья, возводили башни, пилили, рубили и строгали… Ещё до того, как стали различимы люди, были слышны гомон, треск, визг и шум.
Строились укрепления. Масштаба… Человек малообразованный сказал бы — «китайской стены», но Пашка знал, что никакой китайской стены не существует, и подумал — Адрианова вала.
[29]
Строились явно по плану, хоть и наспех.
«Так вот куда, — сообразил Пашка, — нас гнали! Так. А дальше?»
Дальше всю колонну выстроили — и перед нею появился человек, вид которого вызвал у большинства рабов явный страх, а у некоторых — в том числе у Туннаса — столь же явное злое отвращение. Высокий, темноволосый, стройный, широкоплечий, в чёрном плаще, чёрном колете, с длинным мечом на поясе, он казался молодым, но в то же время было видно, что это лишь внешность. Не просто обманчивая — обманчивая полностью. Пашка не знал шёпотом повторённого многократно слова «морэдайн», но тоже подобрался.
Морэдайн
[30]
— имя, что ли? — явно занимался распределением на работы. Следом за ним шли несколько человек — точь-в-точь писцы из книжек — и вёл огромного красивого коня в богатой сбруе гордый, как щенок в новом ошейнике, мальчишка помладше Пашки. Рыжий, но волосы не в косы заплетены, как у всех местных, а распущены, как у господина. Видно было, что мальчишка счастлив без памяти прислуживать темноволосому атлету. Пашка даже зубами скрипнул.
Из неровного строя распорядителя работ несколько раз явно старались оскорбить, причём не стесняясь, в голос. Но он, как говорится, и ухом не вёл, только отдавал черкающим на ходу палочками по доскам писцам короткие распоряжения. Следовавшая в отдалении орочья охрана разбивала людей на группы, отковывала и уводила.
А Пашка между тем напрягся. Морэдайн остановился прямо перед ним, глянул — с высоты, но не свысока, а как-то удивлённо. Спросил что-то. Пашка промолчал, глядя ему между глаз — есть такой приёмчик, глядишь вроде и в лицо прямо, а в то же время взгляд не поймать. Да он и всё равно не понимал спрошенного. Но морэдайн повторил вопрос. Что-то ответил кто-то из пленных. И морэдайн, хлопнув по бедру высоченной крагой с зубчатым раструбом, пошёл дальше не оглядываясь. Вёдший в поводу коня мальчишка на ходу длинно и презрительно сплюнул Пашке между ног…
…То ли Туннас всё-таки что-то знал точно, то ли понадеялся на «авось» — однако всех, пригнанных из Эттенблата, оставили вместе и, отковав от общей цепи, повели под конвоем четырёх орков прямиком к валу. Протянули, опоздали, зло думал Пашка. Отсюда как сбежишь-то?! Правда, никакими «ужасами рабства», которые так любят расписывать многие фантасты, типа плетей или раскалённого клейма (а Пашка всё-таки внутренне приготовился к этому…) не наблюдалось. Но это, честно говоря, и не радовало почти. Уж не значило ли такое отношение, что на рабов тут смотрят даже не как на собственность, а как на малозначащие детали какого-то механизма… или вообще смазку для этого механизма? Мол, и возиться не стоит… Похоже было на то, что главное здесь — стройка, и никак иначе…
…Нет, видимо, Туннас всё-таки что-то знал. Потому что их группа не задержалась на валу — её провели под конвоем в проём, в котором, наверное, будут установлены ворота. И повели дальше к лесу — по широченной, в километр, росчисти.
В лес вело несколько дорог. Как раз когда рабы входили с опушки в глубину, навстречу попались одна за другой несколько «упряжек». Пашка с ужасом и состраданием отвёл глаза — оборванные, измученные люди с перекошенными лицами тянули на верёвках, налегая всем телом, здоровенные дубовые брёвна. «А ведь и мне так же придётся… нет, не буду, не стану… или как же?» — бессвязно подумал мальчишка, против воли кривясь, чтобы не заплакать.
Колонна отшагала по просеке с километр. И впереди показалась росчисть, на которой балдели с полдюжины спешенных орков. Лежали грудой топоры, пилы, какие-то цепи — наверное, одинарные наручники.
Пленных остановили и стали отковывать по одному — но тут же запихивать в пары цепей: на ноги и на руки. Наручники позволяли руками довольно активно шевелить. А вот кандалы на ноги движения ограничивали очень резко. Оставляли возможность ковылять потихоньку — и не более.
