Страх отступил, но отчаянье осталось. Фередир брёл по воде, пока не наткнулся на стену плечом. Стена была холодная и мокрая. Ведя по ней телом, мальчишка добрался до ступенек, влез на них (только верхняя была не в воде) и потолкался плечом. Бессмысленно… Дрожа, он спустился обратно, дошёл до второй двери.
Та же история.
Фередир сел, поджав ноги, на камень. Запястья у него онемели совсем, от них до плеч руки тянула тупая сильная боль. Он начал крутить руки, сипя сквозь зубы и временами судорожно изгибаясь от боли. Вскоре верёвки разошлись немного… ещё немного… сорвав их с запястий и локтей, Фередир хотел разогнуть руки — и закричал, не выдержал. Упал на камни боком, всхлипнул, собрался ногой столкнуть мокрый путаный клубок… но удержал себя. Вдруг пригодятся.
Хотя бы чтоб повеситься.
Он лежал так, не сдерживая стонов, пока в руки не брызнули огненные стрелы. Опять закричал — боль была невыносимой, да и кто слышит? Зато руки потихоньку стали шевелиться, и вскоре он смог разогнуть их, завести вперёд, а там и восстановить подвижность полностью.
Тогда Фередир сел. И понял, что дрожит — не только от страха и переживаний… даже НЕ СТОЛЬКО. Просто — от холода. От того, который и замёрзнуть не даст, отмучившись — и будет терзать бесконечно.
А что если… что если он тут — НАВСЕГДА?! В смысле — до смерти от жажды?! Фередир нагнулся, зачерпнул воды. Солёная, пакость — не как в море, по-другому, но какая-то солёная, она обжигала рот и в горло не шла… Он плюнул. Если это и есть и пытка, и казнь сразу?!
— М-м-м-м… — вырвалось у него. Зажмурив глаза покрепче (хоть так увидеть свет!), Фередир стукнулся затылком в дверь.
В любом случае ему предстояла смерть. И смерть долгая и трудная, такой никому не пожелаешь, даже врагу. А главное — совершенно бессмысленная. Настолько бессмысленная, что даже смешно. Что выцарапывать на скользких камнях?
Бессмысленно. Бессмысленно. Бессмысленно. Никто никогда этого не прочитает. Вот разве что… Фередир вдруг улыбнулся. Разве что Гарав. Он всё-таки живой пока. Эйнор и Гарав…
…За ним пришли через час, не больше. И первый шаг из зала Фередир сделал с радостью — снаружи было теплей, чем в стылой чёрной воде.
А на втором он понял, что вот теперь его ведут туда…
…Внутри было всё. Всё, и более того. И четыре орка, сидевшие на скамейке у стены — под каким-то устройством… не думать, не думать, не думать…
— Вот твой выбор, — мотнул головой Соваль, как бы обводя многочисленные приспособления и инструменты. — Всё просто. Это — или присяга Ангмару.
Фередир посмотрел на жаровню (от неё шло приятное после сырого мокрого подвала тепло) и усмехнулся.
— Какой же это выбор? — с искренним удивлением спросил он и протянул замёрзшие руки к огню.
— Ты умрёшь в страшных мучениях, глупец, — сказал Соваль.
— А ты подохнешь безо всякой славы, трус, — ответил Фередир.
— Начинайте — приказал Соваль. Фередир быстро посмотрел влево-вправо — на двинувшихся к нему орков.
И стал смотреть перед собой.
* * *
Карн Дум был чёрно-серо-алым и мокрым.
За узким стрельчатым окном с открытыми наружу прочными ставнями шёл дождь.
Гарав сидел возле этого окна и смотрел на улицу. Сидел уже несколько часов. Он даже не осмотрел комнату, в которую его привели. Обычная она была, довольно большая, и, видно, в ней ещё кто-то жил — две кровати, сундук, какие-то вещи, на столе — светильник и книги, в камине — угли, рядом — дрова… Всё это мальчишка заметил мельком. Он свалил свои вещи у стены, прошёл к окну и сел с ногами в кресло.
И всё. А что ещё? В груди была дыра, и в неё дул ледяной ветер. Выл там, где недавно было сердце.
«Что ж я наделал? Что я натворил? Как это получилось?»
В какой-то момент ему захотелось вскочить, броситься прочь, найти Ангмара, просить, умолять о смерти, о…
…о чём? Предательства и страха, который привёл к предательству, назад не возьмёт ни злой, ни добрый колдун. Значит, только о смерти. Но смерти не будет, Ангмар ясно об этом сказал.
Меч Гарава лежал среди прочих вещей. Брошенный лежал. Тот меч, для которого Гарав хотел придумать имя… Заколоться. Сейчас заколоться. Но… нет. Мальчишка понял, что сил на это просто не хватит. Во второй раз не хватит. Остатки решимости из него выдернули безо всякой пощады, и нечего больше было играть в героя…
Сердце вынули. Решимость вынули. Что вставят на их место?
А, пусть. Что угодно пусть… Только бы как-то отгородиться от этого ледяного ветра, который — отовсюду.
Он всё-таки слабо пошевелился, когда послышались в коридоре мужские голоса — кто-то остановился прямо за дверью, шёл взвинченный разговор на адунайке.
— Стадо, — с отвращением говорил один из мужчин. — Стадо, стадо, стадо… Княжеская конница пройдёт по ним, как камнедробилка по куску масла, только пахта брызнет… И ничего тут не сделать, из коровьего дерьма не слепишь меч. Орки останутся орками, хоть закуй их в мифрильную броню.
— Мои не лучше, — отвечал второй. — Лучники они неплохие. Но не более того. Не знаю, что мы будем делать, если появятся лучники-нимри… Смотри, у тебя открыто.
Скрипнула дверь. Гарав обернулся нехотя, потом встал. Вошли двое. Мужчины средних лет, высокие, темноволосые, в поддоспешной потёртой коже, с длинными мечами на поясах. Оба были очень похожи на повзрослевшего Эйнора. Комнату заполнил запах всё той же кожи, стали и конского пота. Гарав ощутил себя глупо и почти обрадовался — это было всё-таки человеческое чувство, живое, первое за весь день.
— А, ты новенький, — вдруг сказал, судя по голосу, тот, который жаловался на орков. — Мне сообщили… Гарав. — Он внимательно осмотрел мальчишку и вдруг подмигнул: — Да, выжали тебя неплохо. Я Тарик сын Нарду. И ты, когда отойдешь, наверное, будешь моим оруженосцем.
— Я пойду, — сказал его спутник, который на Гарава и глянул-то мельком. — До утра.
— До утра. — Мужчины пожали друг другу предплечья, закрылась дверь. Гарав всё ещё продолжал стоять. — Твоё оружие и вещи? — Тарик кивнул на груду. — Разбери.
— Да, — кивнул мальчишка и стал разбираться, радуясь, что нашёлся кто-то, конкретно приказавший, что надо делать. Тарик, насвистывая, переодевался, потом спросил, одёргивая из-под золотых зарукавий пышные манжеты чёрной рубахи с серебряной вышивкой: — Есть хочешь? — Гарав пожал плечами. — Не дури. — Морэдайн хлопнул мальчишку по плечу. — Конечно, встретиться с Ангмаром и говорить с ним — это ещё то испытание, тем более для Младшего. Но в жизни бывает всякое. Освоишься, привыкнешь и разберёшься, в чём был прав, а в чём ошибался. Пошли поедим… Потом подберу тебе одежду, чтобы не таскаться в коже каждый день. Пошли-пошли, я голодный, как пёс!
И Гарав пошёл. Молча и покорно…
…В большом зале, освещённом факелами, с огромным камином, в котором жарились несколько кабаньих туш, было полно народу. Больше всего — холмовиков в разноклетчатых одеяниях, они шумели, пили и ели за поставленными буквой Т могучими столами. Но ближе к камину за ещё одним столом — поизящней, с резными ножками — устроились несколько морэдайн вперемешку со своими мальчишками-оруженосцами — явно тоже холмовиками, однако посматривавшими на столы родичей свысока. На Гарава же ровесники глянули с интересом, но разговор заводить не стали, ну а взрослые морэдайн так просто внимания не обратили на мальчишку.
