– Мало похоже, – согласился Олег Крыгин. А Вадим, все это время глядевший в сторону, тихо, но внятно сказал:
– И можно жизнь свою прожить иначе,
Можно ниточку оборвать…
Только вырастет новый мальчик —
За меня, гада, воевать…
– Пошли, что ли? Чего тянуть?..
…Не знаю, какие там мыслишки копошились у урса в черепушках, но купились они так же легко, как ребенок – на конфетку. Полтора десятка явно случайно вышедших к осадному лагерю и открыто растерявшихся белых мальчишек – желанная добыча, развлечение и добавка к меню, поэтому в погоню дернула чуть ли не половина осаждающих. При виде такой толпы даже не пришлось особо изображать страх…
Мне в какой-то момент показалось, что я не рассчитал наших сил. Да и то сказать – полгода назад я (а я всегда был очень неплохим бегуном!) не смог бы пробежать пять километров без перерыва даже по ровненькому стадиону, не то что по горному лесу. К счастью, за эти полгода многое изменилось, и нам удавалось удерживать урса метрах в двухстах за нашими спинами.
Еще я боялся заблудиться и не выйти к ущелью. Но приметы на местности совпадали даже с первого взгляда.
На бегу я сдувал с носа соленые капли. Длинные волосы мотались над плечами и липли ко лбу – очень противно и надоедливо. Шпагу приходилось нести подхватом в левой руке, она здорово мешала. Урса позади орали на разные голоса, они бы давно попытались рассыпаться и охватить нас кольцом, но узости, через которые мы то и дело шли, мешали.
Я держался в хвосте – вперед мы пустили тех, кто помладше или похуже бегает. И я с тревогой замечал, что «голова» начинает сбиваться в «хвост».
Рядом со мной бежал Север – он был великолепным бегуном, много раз выигрывал соревнования города и сейчас лихо держал темп.
– Можем не добежать, – не сбивая дыхания, заметил он. – Смотри, как медленно впереди бегут… И урса ближе стали…
Я оглянулся и резко ослабел – лучше бы этого не делал! Урса и в самом деле съели не меньше трети расстояния, а мы пробежали-то всего полдороги!
Я догнал Кольку Самодурова и бросил ему коротко, чтобы не задохнуться:
– Стой.
Он глянул недоуменно, но остановился – даже с удовольствием, пропуская мимо себя колону. Я достал и взвел наган. Увидев это, Колька, ни слова не говоря, сдернул со спины свою вертикалку.
– Картечь? – спросил я. Он кивнул. – По команде. Шесть выстрелов, не больше.
– Мало не покажется, – заметил Колька, – у меня тут волчья, по девять в патроне…
Урса тут же сбавили темп, и голосить стали поменьше. Все-таки они были очень трусливы, и меня неприятно поразила эта мысль: что нам приходится погибать в схватках с таким шакальем. Все равно что волку воевать с крысами…
Они перешли на шаг, но все равно приближались. У меня мерзко и неожиданно скрутило живот. Полсотни метров.
– Че-то страшно, – со смешком сказал Колька.
– Страшно. – Меня дернуло нервным спазмом.
Сорок метров. Они шли, переглядываясь и каркая, скрипя, щелкая опасливыми и злыми голосами.
Тридцать метров.
Зерна упали в землю, зерна просят дождя.
Разрежь мою грудь, посмотри мне внутрь,
Ты увидишь, там все горит огнем.
Через день будет поздно, через час будет поздно,
Через миг будет уже не встать.
Если к дверям не подходят ключи, вышиби двери плечом.
Мама, мы все тяжело больны…
Мама, я знаю, мы все сошли с ума…
Сталь между пальцев, сжатый кулак.
Удар выше кисти, терзающий плоть,
Но вместо крови в жилах застыл яд, медленный яд.
Разрушенный мир, разбитые лбы, разломанный надвое хлеб.
И вот кто-то плачет, а кто-то молчит,
А кто-то так рад, кто-то так рад…
Ты должен быть сильным, ты должен уметь сказать:
Руки прочь, прочь от меня!
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть.
Что будет стоить тысячи слов,
Когда важна будет Крепость руки?
И вот ты стоишь на берегу и думаешь, плыть или не плыть.
Мама, мы все тяжело больны…
Мама, я знаю, мы все сошли с ума…
«Кино»
…Дымящиеся гильзы вылетели мне под ноги. Я вскинул руку с револьвером, стреляя в упор – раз, два, три!.. Еще дважды огненной метлой ахнула картечь… Я вновь стрелял – уже в спины – раз, два! – и схватил Кольку за руку:
– Хватит, не стреляй!.. Беги!
– А ты? – Он медлил. Я, выбивая шомполом гильзы, загонял в барабан новые патроны, натыкаясь в поясе на пустые гнезда:
– Беги, говорю!
Колька побежал, не оглядываясь, но ружье неся в руке. Я начал пятиться, угрожая револьвером; урса стояли на месте, и я побежал тоже, сразу взяв разбег. Через несколько секунд позади вновь завыла погоня…
…Наверное, наша с Колькой стрельба все-таки помогла, потому что мы с ним нагнали наших лишь у входа в ущелье. Я бросил взгляд вправо-влево – никого видно не было, и на миг меня посетила абсурдная, но страшная мысль: а что, если никого тут нет?! Что тогда?! Но через секунду я заметил Свена – он из-за камней коротко взмахнул рукой и опять исчез, как в воду канул.
Ущелье ахнуло эхом. Мы пробежали низину, и я заорал, с трудом тормозя:
– Сто-о-ой!!!
Остановились все с видимым удовольствием, с железным присвистом обнажая оружие. Урса вваливались в ущелье радостной толпой, но вой и визг резко стихли – очевидно, наша решимость поколебала то, что у них по недоразумению именовалось «боевым духом». Тем более что сейчас они находились ниже нас метра на четыре и явно не желали одолевать подъем навстречу клинкам.
А эта заминка решила все. Слева и справа на скалах выросли лучники Свена и Тиля, а остальные их мальчишки законопатили вход в ущелье.
Наступила тишина. Лишь эхо дыхания пульсировало в ущелье. Потом раздался голос Свена – он сказал по-английски:
– Вот и все! Лучники!..
…Урса, разделившись надвое, отчаянно бросились на прорыв, расстреливаемые из луков (я пожалел, что мы оставили девчонкам аркебузы). Стрелы с хрустом вонзались в спины, пробивали черепа, рассекали грязную кожаную одежду, пронзали щиты, доставая тех, кто пытался скрыться за ними…
Но и добравшихся до нас оказалось предостаточно.
Кончик палаша в моей руке разрубил череп между глаз здоровенного чернокожего под пернатым головным убором, достав мозг. Другого я пометил в горло над щитом. Слева мне в пояс ткнулся ассегай, но нанести удар у урса не получилось – Сморч, хэкнув, молодецким ударом своего топора практически располовинил урса и, захохотав, рявкнул:
– Чего стоим?! Вперед надо идти!
