Темыч постоял около могил. Ему не было так уж грустно, он не знал этих людей, хотя и понимал, что это были наши военные. Потом мальчишка обыскал остатки вертолета и ничего толком не нашел. Пустые летели, что ли? Или должны были кого-то или что-то забрать? Размышляя об этом, он вернулся к могилам… и понял: а ведь кто-то же их похоронил, этих трех человек! И этот кто-то остался жив, и этот кто-то – явно не враг, уж больно по-нашему сделаны могилы…
Найти бы этого человека… Темыч вдруг подумал, как им всем не хватает взрослого. Хоть одного, чтобы… Что «чтобы» – Темыч не мог придумать, но снова и снова думал: не хватает. Правда, вертолет сбили давно. Наверное, еще в самом начале. И где этот оставшийся в живых – кто его знает…
Мальчишка заночевал около разбитого «Ми». Уснул не сразу, долго размышлял, куда идти утром…
…Утром проблема решилась сама собой. Темыча разбудило урчание мотора – мощное и тягучее. Еще толком не продрав глаза, он слинял в кусты поглубже и начал вслушиваться. Потом – то и дело останавливаясь и осматриваясь, – пошел на звук, который то обрывался, то снова возникал.
Буквально через пару минут мальчишка выбрался к проселку.
Приземистая черепаха танка – серо-зеленая – расположилась посреди проселка, то и дело взрыкивая движком и выплевывая облака гари. Рядом стояли широкий джип и какая-то фигняция вроде экскаватора. Человек десять-двенадцать копошились тут и там, стояли вдоль обочин, рассматривая лес по обе стороны дороги. Темыч понял, что они собираются то ли чинить, то ли тащить танк. Заглох, что ли?
Это были настоящие американцы. До Темыча это дошло с опозданием, и он удивленно всмотрелся. Точно американцы! Все!
– Блин, – прошептал Темыч, еле шевеля губами и не веря своим глазам.
Потом даже перестал дышать – голова одного из стоявших на обочине солдат повернулась точно в его сторону. Большие черные очки отразили блик солнца, и в животе у мальчишки сжалось. Какой-то подсознательный парализующий страх растекся по телу. Он не ощущал такого ни с теми латиноамериканцами, ни с неграми на дороге… Как будто его приморозили к земле. Он не мог отвести глаз. Не мог пошевелиться. Не мог даже думать. Наверное, так ощущает себя кролик, на которого посмотрел удав.
Американец неотрывно смотрел в его сторону. Большая рука в беспалой перчатке скользнула по винтовке, и оружие начало приподниматься. Так, словно его держал робот из фильма – медленно и уверенно…
…Откуда это пришло и кого он звал? Темыч не знал. Но его губы пошевелились, выдыхая (травинки возле рта мальчишки качнулись еле-еле…):
– Помоги… защити… помоги… отведи…
Черный блик исчез. Голова отвернулась. Опустился ствол винтовки.
Темыч снова принадлежал себе. И с трудом перевел дыхание… а потом ощутил злость. Растущую злость за свой беспомощный страх. Такую злость, что в ней сгорала даже обычная осторожность.
– Ах ты сука, – сказал Темыч негромко. И устроил ствол «АКМ» на толстом корне. – Ах ты ж сука… Ну я ж тебе…
Он выложил рядом две гранаты – с ледяным злым спокойствием. Разогнул усики чек. Потихоньку – чтоб не щелкнуть – перетянул флажок предохранителя автомата на «АВ».
Он видел, что этих – не меньше дюжины. Танк, джип, этот гребаный экскаватор… И где-то в уголке мозга понимал, что этот бой не выиграет.
А насрать.
Вытянув зубами обе чеки, он сплюнул. И метнул гранаты по дуге – одну и вторую. И схватился за автомат.
Одна граната звонко разорвалась на броне танка. Вторая хлопнула за спинами стоявших вдоль дороги солдат. А Темыч уже стрелял, стараясь отсекать очереди по три-четыре патрона. Он увидел, как упал тот, смотревший в его сторону – прошитый пулями «калаша», – и засмеялся сквозь зубы. Но в его сторону уже разворачивались пулеметы, журчала башня танка, стрекотали неслышно в пулеметном рокоте винтовки залегших солдат. Со щелчками полетела щепа.
На миг Темыч подумал: «Кувырок назад, ползком, бегом…» – но что-то толкнуло его, и он прохрипел: «Не погоните… не побегу, моя земля!» – и продолжал стрелять, не успевая и понимая, что его уже окружают перебежками, видя это, тыча ствол туда и сюда… Сменил магазин, не глядя, рванул затвор. На него упал толстый сук, срубленный очередью «Браунинга», больно ударил по спине – даже дыхание перехватило.
Все?..
… – Крррррой, мужики!!!
«Бум, бум, бум!» По броне машин начало растекаться темное пламя. Потом – пыхнуло из люка танка. Упал на колени, ткнулся лбом в броню выскочивший из носового люка танкист, его комбинезон горел. Джип рванулся вперед, пулемет и гранатомет в его кузове развернулись в руках солдат… но почти тут же его подбросило, опрокинуло. Двое стреляют с колена… и падают, они падают – у одного алое крошево полетело от головы, прямо через шлем… второй закрутился на земле и вытянулся… и вот уже бежит прочь последний… и один выстрел – громкий и резкий – ставит точку в слепом бессмысленном беге.
Тихо. Только трещит пламя на дороге.
– Эй! – оклик из леса. По-русски, почти добродушный… – Кто там палит-то?.
– Я, – говорит Темыч и закрыл глаза, не понимая, что происходит.
* * *
Светик готовила обед, когда в дом вихрем ворвались мелкие, игравшие во дворе, наперебой закричали:
– Возвращаются!
– Наши идут!
– В лесу!
– Скорей иди смотреть!
Девчонки посыпали наружу. И застыли у обваленного плетня, недоуменно глядя на то, как Санька – с пулеметом на плече и улыбкой на лице – шагает через заброшенный огород.
А за Санькой из леса выходили люди. Не только мальчишки. Нет – их было много, вооруженных и разно одетых.
Их было много.
Светик почувствовала, как перехватило горло. И – разревелась от неожиданного и почти болезненного ощущения счастья.
Волчья песня
Небольшой костерок горел в углублении, скрытый со всех сторон плетеными стенками и высоким навесом из тех же веток. Вокруг костра на небольшой поляне черными тенями высились вигвамы, крытые березовой корой, призрачно белевшей в ночной тьме. Слышались обычные звуки спящих людей – шорох, хныканье, бормотанье… Жилища древних индейцев не казались такими уж неуместными в Цнинском лесу; скорей уж неуместными выглядели люди, сидевшие у огня – в молчании, зажав между колен американские винтовки.
На всех троих мужчинах была полевая форма армии США с еще не споротыми нашивками легкой пехоты.
Огромный сержант с физиономией неандертальца и такими бицепсами, что они распирали изнутри свободные рукава камуфляжной куртки, помешивал палкой угли с краю костра. Его украшенное шрамом лицо было неожиданно задумчивым, он явно ушел куда-то в свои мысли.
Рослый парень – скорей даже мальчишка – с румяным открытым лицом методично набивал длинненькими острыми патрончиками ребристый скошенный магазин к винтовке.
