— Чувак, да эта крошка только что вырвала у тебя сердце и скормила его тебе же! — заржал Дэйв.
Но Буну было не до смеха. Поймав следующую волну, он заметил, что девица гребет к берегу.
— Эй, блондиночка! — окликнул ее Бун. — Ты сперла мою волну.
— Во-первых, меня зовут не «блондиночка», — ответила Санни. — А во-вторых, с каких это пор ты скупил все волны в море?
— Я уже собирался ее поймать! — возмутился Бун.
— Опоздал, — коротко парировала девушка.
— Да хрена лысого я опоздал!
— И хрен твой тоже опоздал, — улыбнулась Санни. — Да что с тобой такое, не можешь пережить, что девчонка увела у тебя волну?
— Могу пережить, — буркнул Бун. Даже он понял, насколько по-идиотски и неправдоподобно это звучит.
— Значит, не можешь.
— А мы раньше не встречались? — спросил Бун, присмотревшись к ней внимательнее.
— Не знаю. Встречались?
Санни улеглась на доску и погребла в сторону океана. Буну ничего не оставалось, кроме как присоединиться к ней. Угнаться за Санни было нелегко.
— Ты ходила в местную школу? — поинтересовался Бун, поравнявшись с ней.
— Да, раньше. Но я уже в колледже.
— И я в той школе учился, — заметил Бун.
— Я в курсе.
— Серьезно?
— Конечно. Я тебя помню, — откликнулась Санни.
— Хм. А вот я тебя, кажется, не очень.
— Знаю, — ответила девушка и начала грести быстрее.
На протяжении следующего часа она только и делала, что надирала Буну задницу. Она обращалась с океаном, словно он был ее собственностью. Да, собственно, так в тот день оно и было.
— Вот ведь штучка, — присвистнул Дэйв, когда они с Буном следили за девушкой с пляжа.
— Руки прочь, — шикнул Бун. — Это моя.
— И она не возражает? — хихикнув, усомнился Дэйв.
Выяснилось, что все-таки она этого хотела. Она надирала Буну задницу до самого заката, а потом, когда он с видом побитого щенка тащился к выходу с пляжа, дождалась его.
— Может, когда-нибудь я к этому и привыкну, — пробормотал Бун.
— К чему?
— К тому, что меня обставляет какая-то девчонка.
— Меня зовут Санни Дэй, — грустно представилась она.
— Я не смеюсь, — предусмотрительно отреагировал Бун. — Меня самого зовут Бун Дэниелс,
[9]
так что я понимаю.
После пляжа они отправились в ресторан, а после ресторана — в постель. Это было неизбежно и абсолютно естественно — оба знали, что к этому идет, и не могли ничего изменить. Да и не хотели.
С того дня они не расставались.
— Вам с Буном нужно пожениться и обзавестись потомством, — заметил несколько недель спустя Джонни Банзай. — Вы просто обязаны это сделать, хотя бы ради мира сёрфинга.
Как будто их ребенок получился бы каким-нибудь супермутантом. Но ради этого вступать в брак? Ни за что на свете.
Когда речь заходила о женитьбе, Санни всегда использовала одну и ту же аббревиатуру — КСКР — Классический Синдром Калифорнийского Ребенка.
— Я уверена, что для таких, как я, даже есть какие-нибудь благотворительные фонды, — шутила она.
Хиппующий папа Эмили Уэнделин бросил ее хиппующую маму, когда малышке было всего три года. Мама так от этого и не оправилась, как и сама Эмили, которая слишком рано поняла, что нельзя доверять свое сердце мужчине — все равно он уйдет.
Мать Эмили замкнулась в себе и стала, как выражаются психотерапевты, «эмоционально недоступной». Так что воспитывала девочку бабушка — мамина мама. Элеанор Дэй вложила в Эмили все, чем обладала сама, — силу духа, изящество манер, доброту. Именно благодаря Элеанор к девочке прилипло прозвище «Санни», ведь внучка, словно солнышко, озарила ее жизнь. Когда Санни исполнилось восемнадцать, она тут же сменила свою фамилию на Дэй, несмотря на то что в сочетании имя и фамилия звучали до ужаса хиппово.
— Я возьму фамилию по материнской линии, — объяснила свое решение Санни.
Именно бабушка настояла на том, чтобы она отправилась в колледж, и ровно год спустя, когда Санни решила, что высшее образование не для нее, бабушка опять же все поняла и не стала спорить.
— Это моя вина, — каялась Элеанор.
Их дом находился всего в полутора кварталах от пляжа, так что Элеанор каждый день брала внучку с собой к океану. Когда восьмилетняя Санни заявила, что хочет научиться кататься на сёрфе, именно Элеанор положила ей под рождественскую елку доску. И именно Элеанор стояла на пляже и смотрела, как внучка покоряет одну волну за другой, а затем терпеливо улыбалась, когда, уже на закате, Эмили умоляюще показывала ей указательный палец, что означало: «Пожалуйста, бабуля, ну еще одну волну». И именно Элеанор ездила с девочкой на соревнования и сидела с ней в больницах, уверяя, что швы на подбородке не оставят шрамов, а если и оставят, то смотреться это будет очень пикантно.
Когда Санни призналась, что не хочет ходить в колледж, и разрыдалась, бормоча, что подвела бабушку, Элеанор сказала, что это ее вина — ведь именно она привела Эмили на пляж.
— И что ты будешь делать? — спросила она.
— Я хочу стать профессиональным сёрфером.
Элеанор не выказала ни капли удивления. Она не рассмеялась, не рассердилась, не стала насмехаться над внучкиной мечтой. Просто сказала:
— Ну что ж. Тогда постарайся стать лучшей в этом деле.
То есть не выходи замуж за сёрфера, а сама стань отличным сёрфером.
Не то чтобы эти два понятия были взаимоисключающими, но тем не менее ни Санни, ни Бун не хотели не то что жениться, но даже жить вместе. Их вполне устраивало все как есть — кататься, общаться, заниматься любовью и снова кататься. Дни и ночи сливались для них в одну бесконечную мелодию.
Хорошее было времечко.
Санни тогда работала официанткой, параллельно пытаясь сделать карьеру в сёрфинге; Бун был копом и с удовольствием выполнял обязанности патрульного в местном отделении полиции.
И все это рухнуло, когда в его жизнь вошла Рэйн Суини.
Все изменилось. После того, как она исчезла, Бун так и не стал прежним. С тех пор между ним и Санни словно разверзлась пропасть. Глубокая и темная, со временем она только разрасталась.
И вот теперь они с нетерпением ждали прихода огромных волн — оба чувствовали, что с ними придет что-то новое, неизведанное.
Бун и Санни остановились у дверей конторы Буна.
— Ну… уже поздно, я пойду, — произнесла Санни.
