Своеобразная жизнь, подумал Бун. Наверняка до Кори еще не дошло, что состояние его папаши будет заморожено на время следствия, а потом и вовсе уйдет целиком на выплаты по тяжбам. Так что, выйдя из тюрьмы, Кори окажется бездомным и безработным нищим с отсидкой за убийство за плечами, в городе, который его ненавидит, и без единого друга на всем белом свете. Бун не стал обрисовывать ему эти перспективы, как и не упомянул, что спас его от пожизненного заключения и, вполне возможно, смерти.
Кори взглянул на Алана, затем на Петру, затем на Буна и пробормотал:
— Мне больше нечего вам сказать.
И мне нечего, подумал Бун.
Совершенно нечего.
Пять слов.
Глава 164
И когда Бун пробирался сквозь толпу возмущенных сёрферов на улице, ему тоже было нечего сказать.
Некоторые из протестующих выкрикивали его имя, кое-кто — с эпитетами типа «предатель» и «продажная шкура».
Бун, слыша все это, лишь крепче прижимал к себе Петру. Он усадил ее в машину, которая отвезла их обратно в контору Бёрка.
Глава 165
Ночью они лежали в кровати в доме Буна.
— Ты в порядке? — нарушила затянувшееся молчание Петра.
— Да.
— Правда? Вид у тебя невеселый.
Бун задумался.
— Ну да.
— Это из-за друзей?
— И из-за них тоже. Но не только. Вообще, все это дело… Оно заставило меня задуматься, что же я за человек. Я ведь в упор не видел всего этого уродства, пока не стало слишком поздно, пока из-за него не погиб Келли. А может, я ничего не замечал, потому что не хотел. Предпочитал видеть вокруг только хорошее, только рай на земле.
— Ты слишком к себе строг.
— Нет, — покачал головой Бун. — Знаешь, раз проблему не видишь, то ее вроде как и решать не надо. И, видит бог, я не сделал ничего, чтобы ее решить.
— Ты же не можешь нести ответственность за весь мир.
— Не за весь, а всего лишь за родную мне часть мира.
Петра начала целовать его плечи, шею, грудь. Затем мягко скользнула ниже, потому что ему было больно, словно израненному зверю, и она окутывала его лаской, любовью и заботой, пока он не начал стонать. Позже, когда Петра уже спокойно лежала, уткнувшись лицом ему в шею, она спросила:
— А ты, случайно, не подумал над предложением Алана?
— Он тебе рассказал? — с улыбкой спросил Бун.
— Конечно.
— До или после того, как сделал это предложение мне?
— До. А это разве важно?
— Важно.
— А, поняла. Нет, Бун, я его об этом не просила. Это полностью его идея.
— Но он сначала опробовал ее на тебе.
— Только чтобы убедиться, что я не буду против, — тебе ведь придется околачиваться рядом со мной в офисе.
— Ну и?.. Ты не против?
Девушка перевернулась и положила голову ему на грудь.
— Более чем не против. Я в восторге.
Бун крепко ее обнял.
— Слушай, а почему бы тебе не пожить тут, у меня? Пока с твоей квартирой все не наладится?
— Да? Спасибо, я с радостью. Но ты так и не ответил на мой вопрос.
— Да, Пит, — ответил Бун. — Думаю, я все-таки решусь на юридический колледж.
Петра улыбнулась и прижалась к нему. Через несколько минут Бун почувствовал, что ее дыхание стало глубже, и, взглянув вниз, убедился, что она заснула. Ему нравилось ощущать ее запах, тяжесть ее тела, шелк ее волос, щекочущих ему грудь.
Бун же не спал.
Лежал и напряженно о чем-то думал.
Глава 166
Бун встал с первыми лучами солнца.
Осторожно, стараясь не разбудить Петру, он вылез из-под одеяла и укрыл девушку. Надев джинсы, сандалии и толстовку, он прошел на кухню, чтобы оставить ей записку.
Когда он выбрался на улицу, было еще совсем темно. Бун залез в Двойку, завел двигатель и выехал с причала в сторону Тихоокеанского шоссе. Его маршрут пролегал мимо обычного места встреч конвоиров, и, проезжая мимо, он увидел в призрачном свете их фигуры. Конвоиры были заняты ежедневным утренним ритуалом — тихо переговариваясь, они натирали воском доски и делали растяжку.
Не останавливаясь, Бун продолжил ехать на север.
Глава 167
Петра проснулась от странного ощущения опустевшей постели.
Жаль, что Бун, такой теплый и приятно тяжелый, уже ушел. Но с другой стороны, хорошо, что он решил вернуться к конвоирам. Наверное, неплохо было бы как-нибудь перед работой выпить с ним утром чашечку кофе, проводить его, может, даже посмотреть в окно, как он занимается сёрфингом.
Встав с кровати, Петра прошла на кухню. Буна уже не было.
Под чашкой на столе белела записка.
Пит, прости.
Я тебя люблю, но все равно поступить так не смогу — я имею в виду, пойти в юридический колледж. Это просто не мое. Видимо, я все-таки не джентльмен.
У меня еще осталось одно дельце, о котором надо позаботиться — моя часть мира, — но когда я вернусь, мы все обсудим.
Чай в третьем шкафчике справа лежит.
Бун
Ну конечно, ты так поступить не можешь, подумала она.
Конечно не можешь, и конечно это совсем не твое. Это совсем не в духе человека, которого я люблю, не в духе человека, который, по всей видимости, любит меня. Господи, подумала вдруг Петра, какое простое и незамысловатое признание в любви. Подлежащее, дополнение, сказуемое. Я тебя люблю. Слова, которых раньше в твоей жизни не было.
Ну что же, Бун. Я тоже тебя люблю.
И пожалуйста, не извиняйся. Тебе не за что извиняться. Я бы не стала тебя менять, я была неправа, что вообще попыталась это сделать. А что касается того, что ты не джентльмен… Ты даже не представляешь, как глубоко заблуждаешься. И когда ты вернешься…
Петра вновь взглянула на записку.
«У меня еще осталось одно дельце, о котором надо позаботиться, — моя часть мира».
Охваченная внезапным приступом паники, Петра быстро оделась и выбежала на улицу.
Она застала конвоиров, когда те только вошли в воду и гребли по мелководью.
Стоя на берегу, Петра замахала руками и закричала:
— Помогите! Мне нужна ваша помощь! Вернитесь! Помогите мне!
Бог Любви Дэйв привык слышать такие призывы с другой стороны, но спасатель есть спасатель — он все-таки развернулся и поплыл обратно к пляжу. Увидев, что помощи домогается та самая проклятущая британка, он в восторг не пришел.
