Парада даже не видит, что подбегает Фабиан. Кардинал смотрит только на сцену кровопролития, разворачивающуюся перед ним. На тротуаре валяются люди, некоторые застыли без движения, другие ползут, волоча за собой ноги, и Парада не может разобрать, кто ранен, кто уже мертв, а кто просто пытается укрыться от пуль, жужжащих в разных направлениях. Высунувшись, он видит молодого парня, лежащего на спине, на губах у него лопаются пузырьки крови, а широко открытые глаза полны боли и ужаса, и Парада понимает: парень умирает, — и начинает выбираться из машины, чтобы облегчить ему путь на небо.
Пабло, его водитель, уцепив священника за рукав, старается затащить обратно, но он сложения мелкого, и Парада легко вырывается, крича:
— Уезжай отсюда!
Однако Пабло не желает бросать священника; забившись поглубже под рулевое колесо, он прижимает руки к ушам. Парада вылезает как раз в ту минуту, когда Фабиан приблизился к машине. Он наводит автомат на священника.
Кэллан видит это.
Вот тупой ублюдок, проносится у него в голове, это ж совсем не тот человек! Кэллан смотрит, как Парада с трудом вытаскивает свое грузное тело из машины, выпрямляется и шагает к Крышечке, видит, как Фабиан, заступив ему дорогу, вскидывает автомат. Вскочив, Кэллан кричит во все горло:
— НЕТ!
Перепрыгнув через капот машины, он мчится к Фабиану, вопя на ходу:
— ФАБИАН, НЕТ! ЭТО СОВСЕМ НЕ ТОТ!
Фабиан обрачивается на Кэллана, и в ту же секунду Парада, схватившись за ствол, пригибает автомат к земле. Фабиан, стараясь поднять, спускает курок, и первый выстрел попадает Параде в щиколотку, следующий в колено, но адреналин бурлит в крови, он не ощущает боли и не отпускает ствол.
Потому что хочет жить. Хочет сильно и остро, как никогда прежде. До чего ж хороша жизнь, как сладок воздух, и ведь еще столько надо сделать! Хочется сделать. Хочется подойти к умирающему мальчишке и успокоить его душу, прежде чем тот умрет. Хочется послушать джаз. Хочется увидеть улыбку Норы. Хочется выкурить еще сигарету, отведать вкусной еды. Хочется в сладкой тихой молитве преклонить колени перед Господом Богом. Но не шагать рядом с Ним, пока еще нет — и потому Парада борется. Он налег на автомат со всей жаждой жизни.
Фабиан ударом ноги в крест отбрасывает священника на машину и выпускает длинную очередь. Пятнадцать пуль разрывают грудь Парады.
Парада ощущает, как вытекает из него жизнь, тело оседает, сползая по дверце.
Кэллан кидается на колени рядом с умирающим священником.
Подняв на него глаза, Парада бормочет что-то, Кэллан никак не может разобрать — что.
— Что? — переспрашивает Кэллан. — Что ты говоришь?
— Я прощаю тебя, — шепчет Парада.
— Что?
— Бог прощает тебя.
Священник поднимает руку сотворить крест. Но рука падает, тело содрогается — он умирает.
Кэллан стоит на коленях, глядя на мертвого священника, а Фабиан, тщательно прицелившись, всаживает еще две пули в висок Парады.
Кровь брызжет на белую машину.
Склеивает белоснежные волосы Парады.
Обернувшись, Кэллан говорит:
— Он ведь был уже мертв.
Не обращая на него никакого внимания, Фабиан тянется к переднему сиденью, вытаскивает кейс и уходит с ним. Кэллан садится и нянчит разбитую голову Парады в руках, плача, точно ребенок, повторяя снова и снова:
— Что ты сказал? Что ты сказал?
Не замечая, что рядом гремит яростная перестрелка.
Ему все равно.
Но Адану — нет.
Он не видит, что Параду убили. Он слишком занят, пытаясь совершить казнь над Гуэро Мендесом. Тот нырнул за «бьюик», осознав, что крупно влип. Двое из его парней уже мертвы, и машина, хотя и бронированная, вибрирует от тучи пуль, бьющих в нее, и явно долго не продержится. Окна уже раскололись, прострелены шины, и вот-вот неминуемо взорвется бак с бензином. Отряд Баррера, переодетый в форму копов Халиско, превосходит его по численности, и намного, а вся эта шутовская бригада мальчишек была клоунадой. Гуэро уже окружили с трех сторон, и если замкнут кольцо, то все — он покойник. Но он ушел бы, счастливый и довольный, если б сумел прихватить с собой Адана и Рауля. Однако теперь вполне очевидно, что это вряд ли удастся, а потому у него сейчас одна цель — убраться отсюда поскорее, на хрен, и попытаться еще раз.
Но смыться не так легко. Гуэро решает, что шанс у него один, и он решается им воспользоваться. Нырнув на заднее сиденье машины, он хватает гранату со слезоточивым газом, швыряет ее над «бьюиком» в сторону Баррера и вопит своим уцелевшим четверым парням: бегите! — и те удирают, мчась вдоль терминала, на бегу отстреливаясь.
У боевого отряда Адана оружия полно, но противогазов нет. Всех начинает тошнить, они заходятся в кашле, а у самого Адана глаза жжет как огнем. Он пытается устоять на ногах, но через секунду решает, что раз он ничего не видит, а пули вокруг так и свистят, то, может, не такая уж это отличная идея, и падает на колени.
Но Рауль — нет.
Глаза у него тоже горят, в носу жжет, но он бросается вслед удирающей группе Мендеса, стреляя от бедра. Один из выстрелов достает шефа sicarios Мендеса, тот падает, но в это время Рауль в бессильной злобе видит, что Мендес добирается до припаркованного такси, вышвыривает таксиста на тротуар, прыгает за руль и, едва успев дождаться, пока трое его уцелевших tiros
[127]
заскочили в машину, врубает скорость.
Рауль палит по машине, но не попадает по колесам, и Гуэро болидом вылетает со стоянки, низко пригнувшись, только чуть приподняв голову, чтобы видеть дорогу, а «копы Халиско», те, кого не накрыл слезоточивый газ, длинными очередями бьют по стремительно удаляющемуся такси.
— Сучара подзаборная! — орет Рауль.
Обернувшись направо, он видит сидящего Кэллана — тот баюкает тело Парады.
Рауль решает, что Кэллан ранен: парень плачет, весь в крови. А каков бы ни был Рауль, неблагодарностью он не страдает, он помнит свои долги. И теперь присаживается на корточки, чтобы помочь подняться Кэллану.
— Пойдем! — орет Рауль. — Нужно поскорее отсюда убираться!
Кэллан не отвечает.
Рауль вздергивает его на ноги и тащит к терминалу, вопя на бегу:
— Уходим все! Надо успеть на самолет!
Рейс «Аэромексико» № 211 на Тихуану задерживается с вылетом уже на пятнадцать минут.
Самолет ждет.
«Копы Халиско», профессиональные киллеры, срывают форму — под ней гражданская одежда, — швыряют на тротуар винтовки и спокойно проходят через двери на посадку. Следом заходят в терминал Баррера и уцелевшие сосунки. Чтобы пройти к терминалу, им приходится перешагивать через трупы — убиты не только Крышечка и двое стрелков Мендеса, но и шестеро прохожих, угодивших под перекрестный огонь. В терминале — столпотворение: люди плачут, кричат, медицинский персонал пытается разыскать раненых, а кардинал Антонуччи, стоя посередине суматохи, кричит:
