Эль Патрона.
— Мы что здесь, в прятки играем, что ли? — зло бросил ему один из сотрудников наркоуправления в синей бейсболке. Отчего Наваррес аж полыхнул ненавистью: эта вечная клевета янки, будто каждый мексиканский коп берет la mordida — взятку, или, как американцы выражаются, «на лапу».
Итак, Наваррес злился, его унизили, а унижение превращает гордого человека в опасного.
Тут он видит Адана.
Оценив стильные джинсы и кроссовки «Найк», говорит напарнику, что этот коротышка с городской стрижкой и модным прикидом не campesino. Это наверняка дотего из среднего класса Кульякана. Подойдя поближе, лейтенант воззрился на Адана сверху вниз.
— Я лейтенант Наваррес, — представляется он. — Из муниципальной федеральной полиции. Где Дон Педро Авилес?
— Я про это ничего не знаю, — отвечает Адан, стараясь, чтобы голос у него не дрожал. — Я студент колледжа.
— Да? И что же ты изучаешь? — усмехается Наваррес.
— Бизнес. Бухгалтерию.
— Бухгалтер ты у нас, значит. А что подсчитываешь? Килограммы наркоты?
— Нет.
— А здесь оказался случайно.
— Мы с братом приехали на вечеринку, — говорит Адан. — Послушайте, это ошибка. Если вы поговорите с моим дядей, он...
Выхватив пистолет, Наваррес ударяет Адана рукояткой по лицу. Потерявшего сознание Адана federales забрасывают вместе с campesino, прятавшим его, в кузов грузовика и увозят.
Адан очнулся в темноте.
Он понимает, что сейчас не ночь, это на голову ему накинули черный капюшон. Ему трудно дышать, накатывает паника. Руки у него крепко связаны за спиной, он слышит треск моторов, гудение вертолета.
Видимо, мы на какой-то базе, думает Адан. Тут ухо улавливает звуки пострашнее: стоны человека, глухие удары резиной и скрежет металла о кость. В нос ему ударяет острый запах мочи, дерьма, крови, тошнотворная вонь собственного страха.
Он слышит, как ровный, хорошо поставленный голос Наварреса произносит: «Говори, где Дон Педро».
Наваррес сверху смотрит на крестьянина — потеющее, сочащееся кровью, дрожащее, потерявшее человеческий облик существо, скрючившееся на полу палатки, под ногами здоровяков-солдат, один из которых держит кусок резинового шланга, а другой сжимает короткий металлический прут. Люди из наркоуправления сидят снаружи в ожидании сведений. Им требуется только информация, процесс их не интересует.
Американцы, думает Наваррес, не желают видеть, как приготовляются сосиски.
Он кивает одному из federales.
Адан слышит свист резинового шланга и взвизг.
— Прекратите избивать его! — вопит Адан.
— А, ты уже с нами, — говорит Наваррес. Он наклоняется, и Адан слышит запах его дыхания. Пахнет мятой.
— Так значит, ты скажешь мне, где Дон Педро?
Campesino вопит:
— Не говори!
— Сломай ему ногу! — приказывает Наваррес.
Раздается жуткий хруст — federale опускает со всего размаху железный прут на голень campesino.
Словно топор на полено.
И снова визг.
Адан слышит, как человек стонет, задыхается, его рвет, он молится, но не отвечает на вопрос.
— Вот теперь я верю, — заявляет Наваррес. — Он не знает.
Адан чувствует, что comandante
[28]
подходит совсем близко. На него веет запахом кофе и табака, когда federale говорит:
— А вот ты, я уверен, знаешь.
С головы Адана сдергивают капюшон, но не успевает он хоть что-нибудь разглядеть, как его заменяют тугой повязкой. Его стул запрокидывают назад, да так, что он оказывается чуть ли не вниз головой, а ноги отрываются от пола.
— Где Дон Педро?
— Я не знаю.
Он и правда не знает. В том-то и беда. Адан понятия не имеет, где сейчас Дон Педро, хотя от всей души желает знать. Ему открывается неприглядная правда: если б он знал, то выдал бы. Я не такой несгибаемый, как campesino, думает он, не такой храбрый, не такой преданный. Я сказал бы им что угодно, только б не позволить им сломать мне ногу, не услышать жуткий хруст, не почувствовать невообразимую боль.
Но он не знает и говорит:
— Честно, я понятия не имею... я ведь не дотего...
Наваррес недоверчиво хмыкает.
И тут Адан улавливает новый запах.
Бензин.
В рот Адана запихивают тряпку.
Адан отбивается, но здоровенные лапищи удерживают его, пока ему в ноздри вливают бензин. Ему кажется, будто он тонет. Что в общем-то недалеко от истины. Он давится кашлем, тряпка во рту не дает ему вздохнуть. Он чувствует, как к горлу подкатывает тошнота — сейчас он задохнется от смеси блевотины и бензина, но тут лапищи отпускают его, голова резко дергается, мотается из стороны в сторону, тряпку выдергивают, а стул бросают на место.
Когда Адана кончает рвать, Наваррес повторяет вопрос:
— Где Дон Педро?
— Я не знаю! — Адан задыхается. Он чувствует, как на него накатывают волны ужаса. И он совершает глупость — говорит: — У меня в карманах есть наличные.
Стул снова запрокидывают, заталкивают в рот тряпку. Ручей бензина льется в ноздри, заполняет пазухи, заливает мозг. Адан надеется, что ему не кажется и бензин убьет его, потому что пытка невыносимо мучительна. И когда он почти отключился, стул брякают на место и выдергивают тряпку. Его рвет.
— За кого ты меня принимаешь? Ты думаешь, кто я? — визжит Наваррес. — Я тебе что, дорожный коп, остановивший тебя за превышение скорости? Ты мне подачку хочешь сунуть?
— Простите, — давится словами Адан. — Отпустите меня. Я заплачу, сколько пожелаете. Назовите сумму.
И снова. Тряпка, бензин. Жуткое, кошмарное чувство, будто пламя жжет ему мозг, легкие. Разрывая голову, стучит кровь. Тело извивается, ноги молотят по воздуху. Когда наконец пытка прекращается, Наваррес берет Адана за подбородок двумя пальцами.
— Ты мелкий traficante
[29]
, мусор, — произносит Наваррес. — Ты думаешь, что все продаются? Ну так позволь мне сказать тебе кое-что, ты, засранец! Меня тебе не купить. Я не продаюсь. И нечего торговаться: сделки не будет. Ты просто отдашь мне то, что я хочу.
И тут Адан слышит себя, будто со стороны, — он ляпает очередную глупость:
— Comemierda.
Наваррес выходит из себя. Брызжет слюной:
— Это я буду жрать дерьмо? Я? Тащите его!
