— Табак убивает человека.
— Все, что мне нравится, меня убивает. Я курю, пью, слишком много ем. Сублимация секса, наверное. Я епископ Парада. Можешь называть меня отец Хуан.
— Вы безумец, отец Хуан.
— Христу требуются безумцы. — Парада поднимается, отряхивается от пыли. Оглянувшись, улыбается. — А деревня-то — вот она, на прежнем месте.
Верно, думает Арт, но это потому, что gomeros затеяли пальбу.
— Как тебя зовут? — спрашивает священник.
— Арт Келлер.
И протягивает руку. Парада пожимает ее, спрашивая:
— Зачем ты явился сюда, Арт Келлер, и сжигаешь мою страну?
— Да я же сказал, это...
— Твоя работа, — подхватывает Парада. — Дерьмовая, прямо скажем, работенка, Артуро.
Он видит, что Арт реагирует на «Артуро».
— Ты наполовину мексиканец? — догадывается Парада.
— По материнской линии.
— А я наполовину американец, — говорит Парада. — В Техасе родился. Мои родители были mojados. Они привезли меня обратно в Мексику, когда я был еще совсем маленьким. Официально, однако, я гражданин США. Техасец. Ни больше ни меньше.
— Ничего себе! Йо-хо, как говорят в Техасе.
— Ну а то.
Подбегает женщина и что-то быстро говорит Параде. Она плачет и тараторит на такой скорости, что Арт почти ничего не понимает. Улавливает только несколько слов: «Padre Juan», federales и tortura — пытка.
Парада поворачивается к Арту:
— Они пытают людей в лагере неподалеку. Можешь остановить их?
Может, и нет, думает Арт. Это «Кондор». Federales доводят противников до нужного состояния, задают тон, а те потом поют для нас.
— Отец, мне не разрешено вмешиваться во внутренние дела...
— Не говори со мной как с идиотом, — перебивает священник. Голос у него такой властный, что даже Арт Келлер повинуется. — Едем.
Парада подходит и забирается в джип Арта.
— Давай, шевели задницей!
Арт залезает, пускает мотор и срывается с места.
Когда они подъезжают к лагерю, Арт видит Адана, сидящего в открытой «вертушке» со связанными за спиной руками. Campesino с жутким переломом ноги лежит рядом с ним.
«Вертушка» готова взлететь. Вращаются винты, швыряя пыль и гальку в лицо Арту. Он выпрыгивает из джипа и, пригнувшись, подбегает к пилоту — Филу Хэнсену.
— Фил, какого черта? — кричит Арт.
Фил ухмыляется:
— Двух птичек поймали!
Арту вспоминается: «Ты запускаешь двух птичек в небо. Одна поет, разливается, другая с неба на землю срывается».
— Этот парень мой! — кричит Арт. Он тычет большим пальцем в Адана.
— Пошел ты на хрен, Келлер!
Да, на хрен меня, думает Арт. Он смотрит внутрь вертолета, там Парада пытается облегчить муки campesino со сломанной ногой. Священник оборачивается к Арту с выражением вопросительным и требовательным одновременно.
Арт встряхивает головой, выдергивает пистолет сорок пятого калибра и направляет в лицо Хансену:
— Ты не взлетишь, Фил!
Арт слышит, как щелкают затворами винтовки federales. Выскакивают из палатки парни из наркоуправления.
— Келлер! — вопит подоспевший Тейлор. — Какого черта ты вытворяешь?
— Так вот как мы теперь действуем, Тим? — орет в ответ Арт. — Вышвыриваем людей из «вертушек»?
Ты сам, Келлер, не целка. Сам не раз откалывал грязные номера. И не поспоришь, мелькает у Арта. Потому что это правда.
— Ты, Келлер, спекся, — кричит Тейлор. — На этот раз тебе крышка. Я выброшу тебя с работы. Засажу за решетку!
И голос у него довольный, дальше некуда.
Арт по-прежнему целит пистолетом в Хэнсена.
— Это дело мексиканцев, — встревает Наваррес. — И не суйся, тут не твоя страна.
— Зато моя! — вопит Парада. — И я отлучу тебя, задница, быстро, как...
— Что за выражения, отец, — перебивает Наваррес.
— Еще похлеще сейчас услышишь.
— Мы стараемся разыскать Педро Авилеса, — объясняет Наваррес Арту. — И этот маленький засранец, — он тычет в Адана, — знает, где он. И скажет нам, обязательно.
— Вам нужен Дон Педро? — спрашивает Арт. Он подскакивает к своему джипу и разворачивает плащ. Труп Дона Педро скатывается на землю, вздымая облачко пыли. — Вот, получите.
Тейлор смотрит на изрешеченный пулями труп:
— Что произошло?
— Мы пытались арестовать Дона Педро и пятерых его людей, — объясняет Арт. — Они сопротивлялись. Все мертвы.
— Все? — Тейлор уставился на Арта.
— Да.
— Раненых нет?
— Нет.
Тейлор усмехается. Но он потерпел поражение — Арт понимает это. Главный трофей достался Арту, и теперь Тейлор ничего не может с ним сделать. Ничего, хрен его раздери. Но самое время предложить ему мир. Арт указывает подбородком на Адана и изувеченного campesino и произносит тихо:
— По-моему, Тим, нам обоим есть о чем промолчать.
— Угу.
Забравшись в вертолет, Арт развязывает Адана:
— Мне жаль, что все так случилось.
— А мне-то как. — Адан поворачивается к Параде. — Как его нога, отец Хуан?
— Вы знаете друг друга? — удивляется Арт.
— Я крестил Адана, — отвечает Парада. — А с этим человеком все будет в порядке.
Но глаза его говорят совсем другое: campesino не жилец.
— Теперь можешь взлетать, Фил! — кричит Арт. — Госпиталь Кульякана, и приземлись прямо на него!
Вертолет взлетает.
— Артуро, — окликает Парада.
— А?
Священник улыбается ему:
— Мои поздравления. Ты тоже безумец.
Арт смотрит вниз на погубленные поля, сожженные деревни, беженцев, уже тянущихся вереницей по грунтовой дороге.
Пейзаж после битвы: всюду, насколько видит глаз, дымятся обугленные развалины.
Поля черных цветов.
И то верно, думает Арт, безумец.
Через полтора часа Адан лежит на чистых белых простынях лучшего кульяканского госпиталя. Рана на лице от рукоятки пистолета Наварреса промыта и обработана, ему вкололи антибиотики, но от предложенных болеутоляющих он отказался.
Адан желает чувствовать боль.
Выбравшись из постели, он бродит по коридорам, пока не находит палату, куда по его настоянию поместили Мануэля Санчеса.