Это спокойная жизнь, хорошая, и желать бы лучшей нечего, если б не призраки.
Призрак Рауля.
Призрак Норы.
Призраки живущей вдалеке от него семьи.
С Глорией он общается только по Интернету. Это единственно безопасный способ, но ему больно, что его дочка теперь — всего лишь сочетание точек на экране. Они болтают по сети почти каждый вечер, она посылает ему снимки. Но ужасно тяжело не видеть ее, не слышать ее голоса — непереносимо. И за это он тоже винит Келлера.
Но приходят и другие призраки.
Они являются, когда он ложится и закрывает глаза.
Он видит лица детей Гуэро, видит, как волны швыряют их о валуны. Различает в ветре их голоса. Про это, думает он, песен никто не слагает. Никто не переложил этот случай на музыку.
Не поют они и про Эль-Саузал, но есть призраки и оттуда.
А еще отец Хуан.
Он приходит чаще других.
Мягко укоряя. Но с этим призраком я ничего не могу поделать, думает Адан. Я должен сосредоточиться на том, что могу.
На том, что я должен сделать.
Убить Арта Келлера.
Адан целиком поглощен составлением планов этого убийства и управлением Федерасьон, когда его мир вдруг рушится.
Он садится за компьютер прочитать обычное сообщение от Глории. Но здоровается с ним на экране не дочка, а жена, и если минутное сообщение может вопить, это — вопит:
— Адан! У Глории удар. Она в госпитале «Скриппс Мерси».
— Господи, что случилось?
Необычно, но ничего исключительного для девочки в ее состоянии. Давление на сонную артерию стало слишком сильным. Люсия зашла в ее спальню, а Глория лежит без сознания. Никакие высокие технологии не смогли привести ее в чувство. К ней подключили приборы, поддерживающие жизнедеятельность, ей постоянно делают всякие анализы, но прогнозы не очень обнадеживающие.
Если не случится чудо, скоро Люсии придется принимать очень трудное решение.
— Не отключай ее от аппарата!
— Адан...
— Не отключай!
— Но надежды нет. Даже если она выживет, врачи говорят, она станет...
— Не произноси этого слова.
— Тебя тут нет. Я посоветовалась с моим священником, он говорит, морально это приемлемо.
— Мне плевать, что там говорит священник!
— Адан...
— Я буду сегодня же вечером. Самое позднее — завтра утром.
— Она все равно не узнает тебя, Адан. Не поймет, что ты рядом.
— Зато я пойму.
— Хорошо, Адан. Я буду ждать. Мы примем решение вместе.
Двенадцать часов спустя Адан уже ждет в пентхаусе дома, выходящего на границу у Сан-Исидро. Он смотрит в бинокль ночного видения, карауля, чтобы сошлись два обстоятельства: подкупленный пограничник на мексиканской стороне заступил на дежурство одновременно с подкупленным агентом на американской.
Предполагается, что момент наступит в 10:00, но если и не наступит, Адан все равно рискнет.
Но он очень надеется, что все совпадет.
Так будет проще.
Однако на риск он не пойдет: ему обязательно нужно попасть в тот госпиталь, и потому он ждет смены дежурств на пограничном посту. Тут звонит телефон. На маленьком экране появляется одна цифра — 7.
«Иди».
Через две минуты Адан уже внизу на стоянке, стоит рядом с «Линкольном-навигатором», угнанным сегодня утром в Росарито, к машине прикрепили новый номерной знак. Молодой человек, нервничая, придерживает для него заднюю дверцу. Ему не больше двадцати двух — двадцати трех лет, думает Адан, мокрая от пота рука у парня дрожит, и на секунду Адан засомневался: это у него из-за нервов или тут — ловушка?
— Ты понимаешь, конечно, — говорит он, — если предашь меня, то всей твоей семье конец.
— Да.
Адан садится назад, где другой молодой человек, может, брат водителя, снимает подушку с заднего сиденья, и под ней обнаруживается ящик. Адан забирается туда, ложится, пристраивает на нос и рот дыхательный аппарат и, как только крышку опускают над ним, начинает вдыхать кислород. Лежа в потемках, он слышит постанывание электрической отвертки: закручивают на место шурупы.
Адан заперт в ящике.
Очень похожем на гроб.
Он подавляет панику клаустрофобии, заставляет себя дышать медленно и ровно. Нельзя попусту тратить воздух, говорит он себе. Среднее время ожидания у границы — сорок пять минут, но эти подсчеты могут оказаться ошибочными, да и потом им, скорее всего, придется ехать еще какое-то время, отыскивая местечко попустыннее, чтобы вызволить его.
И это — если все пойдет гладко.
И если это не ловушка.
Все, что им надо, думает Адан, чтобы получить солидную награду, — отвезти его прямиком в полицейский участок. Догадайтесь, ребята, что у нас в ящике под сиденьем? Или того хуже, может, их нанял кто-то из его врагов, и тогда они могут просто заехать в каньон в пустыне и бросить там машину. Он задохнется или изжарится на завтрашнем солнце. А не то сунут тряпку в бензобак, подожгут ее и...
Не думай об этом, приказывает он себе.
Думай, что все пойдет по плану, придуманному, правда, второпях, что эти парни преданны (да и времени у них не было состряпать предательство), что ты легко проскочишь через подкупленный пост и часа через три будешь держать за руку Глорию.
И может, веки у дочки дрогнут, а глаза откроются, может, случится чудо.
И Адан замедляет дыхание и ждет.
В гробу время тянется томительно.
Думай себе сколько влезет.
Об умирающей дочери.
О детях, сброшенных с моста.
Об аде.
Времени хоть отбавляй.
Тут Адан слышит приглушенные голоса — агент пограничного патруля задает вопросы. Сколько времени вы находились в Мексике? Зачем туда ездили? Везете что-нибудь домой? Не возражаете, если я загляну в салон?
Адан слышит, как дверца открывается... и захлопывается.
И они вновь едут.
Адан догадывается об этом по легкому покачиванию. То ли это его воображение, то ли воздух и правда стал чуть прохладнее в его вонючем контейнере, но ему вроде как дышится легче, когда машина набрала скорость.
Потом бег ее снова замедляется, его швыряет о стенки ящика на ухабистой дороге, наконец, машина останавливается. Адан сжимает pistola на поясе и ждет. Если его предали, то, возможно, через несколько секунд, когда крышку отвинтят, он увидит людей, стоящих вокруг, готовых расстрелять его из пистолетов или автоматов.
А может, думает Адан с содроганием, ящик вообще не откроют...
