Для молодого парня — Персику всего двадцать шесть — он настоящий консерватор, разве только без галстука. Ему по душе традиции, старые способы ведения дел.
— В прежние дни, — рассуждает Большой Персик, точно он тогда жил, — мы бы попросту оттяпали без всяких разговоров долю в Джевитс-центре. И не пришлось бы лизать задницу какому-то старому ирлашке вроде Мэтти Шихэна. Хотя Поли все одно и кусочка нам не даст. Ему плевать, пусть мы хоть с голоду передохнем.
— Но... — перебивает Персик Маленький.
— Что «но»?
— Но Поли дает работу мистеру Нийлу, мистер Нийл дает ее Джонни Бою, а Джонни Бой дает нам, — договаривает Персик Маленький. — Все, что мне нужно знать, — Джонни Бой дает нам работу, и мы ее делаем.
— Мы еще только сделаем эту хреновую работу, — поправляет Большой Персик. Он не нуждается в объяснениях. Еще Маленький будет рассказывать ему, как все крутится! Персик и сам знает, и ему нравится, как оно крутится в ветви Семьи Демонти, — на старый лад.
А к тому же Персик просто боготворит Джонни Боя.
Потому что Джонни Бой — это все, чем мафия была прежде.
И какой опять должна стать, думает Персик.
— Как только стемнеет, — говорит Персик, — завалимся наверх и выправим им билеты в один конец.
Кэллан в квартире перелистывает блокнот.
— Твой папаша тут есть, — роняет он.
— Большой сюрприз, — саркастически отзывается О'Боп. — И сколько?
— Две штуки.
— Интересно, на что это он ставил? — задумчиво спрашивает О'Боп. — О! Пиццу тащат! Эй! Какого хрена? Они воруют нашу пиццу!
О'Боп разозлился всерьез. Он особо не бушевал из-за того, что эти парни прикатили убить его — этого следовало ожидать, это так, просто бизнес, — но похищение пиццы воспринял как личное оскорбление.
— Так нельзя! — вопит он. — Это не по-честному!
Именно с этих слов, вспоминается Кэллану, все и началось.
Кэллан поднимает глаза от черного блокнота и видит, что жирный макаронник с широкой ухмылкой вытягивает в сторону их окна руку с куском пиццы.
— Эй! — вопит О'Боп.
— Эх и вкуснющая! — вопит в ответ Персик.
— Ну вот, стащили нашу пиццу, — жалуется О'Боп Кэллану.
— Да ладно, делов-то!
— Но я жрать хочу! — хнычет О'Боп.
— Так спустись и отними, — советует Кэллан.
— Может, и спущусь.
— Обрез не забудь.
— Вот хреновина!
Кэллану слышно, как парни на улице хохочут над ними. Ему-то все равно, это О'Боп не выносит, когда над ним потешаются. Сразу бросается в драку. А Кэллан, он что, он может просто взять да уйти.
— Стиви?
— А?
— Как, ты сказал, зовут того парня внизу?
— Которого?
— Ну, его прислали пришить нас, а он компот трескает.
— Джимми Персик.
— Он тоже в блокноте.
— Что?!
О'Боп отходит от окна.
— Сколько за ним?
— Сто тысяч.
Переглянувшись, они начинают хохотать.
— Кэллан, — обрывает смех О'Боп, — да у нас затевается совсем новая игра!
Потому что Персик Пиккони должен Мэтту Шихэну сто тысяч долларов. И это только основной долг — а проценты растут быстрее, чем разносится вонь при забастовке мусорщиков, — так что у Пиккони серьезные неприятности. Он по уши в долгах у Мэтта Шихэна. Это могло бы стать плохой новостью — тем больше у него причин оказать Шихэну серьезную услугу, — да вот только блокнот теперь у Кэллана и О'Бопа.
А это уже дает им некоторые преимущества.
Если они проживут достаточно долго, чтобы ими воспользоваться.
Потому что уже темнеет. И очень быстро.
— Есть идеи? — спрашивает О'Боп.
— Да, кое-какие.
Игра предстояла серьезная и — черт! — отчаянная и опасная.
О'Боп вылезает на пожарную лестницу с бутылкой в руке. Бутылка заткнута тряпкой, в ней бултыхается какая-то жидкость.
Орет:
— Эй, вы, макаронники свинячьи!
Парни у «Линкольна» смотрят вверх.
О'Боп поджигает тряпку и вопит:
— Вот, запейте нашу пиццу! — и длинной ленивой дугой запускает бутылку в «Линкольн».
— Какого хрена...
Это бормочет Персик, он нажимает кнопку, опуская стекло, и видит факел, летящий с небес прямо на него. Он рвет дверцу и вываливается из машины, успевая как раз вовремя, потому что О'Боп хорошо прицелился: бутылка разбивается о крышу «Линкольна», и пламя мгновенно разливается по ней.
— Тачка-то совсем новенькая, ты, ублюдок! — ревет Персик в сторону пожарной лестницы.
Он бесится всерьез, ведь у него даже возможности нет пристрелить этого недоумка: сбивается толпа зевак, а следом раздается завывание сирен и всякое такое, и уже через пару минут весь квартал наводнен ирландцами-копами и ирландцами-пожарными. Пожарные поливают из шлангов водой то, что осталось от «Линкольна».
Копы, пожарники и тысяч пятнадцать дерьмовых голубых в женских платьях с Девятой авеню, которые визжат, пританцовывают и улюлюкают, — все сгрудились вокруг Персика. Он посылает Персика Маленького к телефону на углу — пусть позвонит, чтоб прислали новые колеса, а потом чувствует металл, прижатый к его левой почке, и слышит шепот:
— Мистер Пиккони, повернитесь, пожалуйста, но очень медленно.
Но уважительно так, а это Персик всегда ценил.
Он оборачивается и видит ирландского парнишку — не того рыжего засранца с волосами будто проволочная мочалка, который швырнул бутылку, а высокого, темноволосого. В одной руке он держит пистолет, обернутый коричневым бумажным пакетом, а в другой...
Это еще что за дерьмо у него? — думает Персик.
А потом до него доходит.
Это же маленький черный блокнот Мэтти Шихэна.
— Нам надо поговорить, — заявляет парнишка.
— Ну что ж, — соглашается Персик.
Итак, они в сыром холодном подвале заброшенного дома на Двенадцатой, и можно было бы назвать происходящее мексиканской ничьей, только никаких мексиканцев тут нет.
А есть итало-ирландская встреча, и сцена такова: Кэллан и О'Боп стоят в одном конце, вжавшись спинами в стену. Кэллан похож на бандита с большой дороги: у него в каждой руке по пистолету. О'Боп держит обрез, прижимая к поясу. А у двери — братья Пиккони. Итальянцы оружия не вынули. Они стоят в своих шикарных костюмах, такие все из себя хладнокровные и крутые.
