— Если federales узнают, что нам известно про Синалоа, — спорит Рамос, — они тут же перебросят Идальго на новое место, и мы не успеем.
Если вообще сумеем его найти, думает Арт. Синалоа — большой сельскохозяйственный штат. Отыскать там одинокое ранчо — все равно что найти ферму в Айове. Но убийство этого парня ничему не поможет.
— Помести его в одиночку, — советует Арт.
— Ay, Dios! Que chingon que eres! (Господи, да ты прям заноза в заднице!) — вопит Рамос.
Но Рамос все-таки приказывает одному из своих людей увести дотего, засунуть куда подальше и вытрясти из него все, что тот знает. И добавляет:
— И ради бога, не позволяйте ему говорить ни с кем, не то я ваши яйца затолкаю ему в пасть!
Рамос смотрит на трупы.
— Да мусор отсюда выбросьте!
Адан Баррера слышит обращение Парады по радио.
Знакомый голос епископа почти не слышен из-за несмолкающих стонов Идальго.
Потом его оглушает угроза отлучения от церкви.
— Да все это суеверия и чушь, — замечает Гуэро.
— Это была ошибка, — говорит Адан.
Грубый прокол. Чудовищный просчет. Эти дерьмовые американцы ответили даже круче, чем он предполагал. Закрыли границу, и тысячи грузовиков застряли на дороге; продукты, которые они везли, гниют на солнце. Цены моментально скакнули вверх. И американцы грозятся потребовать выплаты долгов, устроить кризис мексиканской валюты, что может буквально уничтожить peso. И теперь даже наши купленные и оплачиваемые друзья в Мехико отвернулись от нас. А почему бы и нет? Федеральная полиция, ДФС и армия в ответ на американские угрозы хватают каждого члена картеля, какого могут найти, набрасываясь с облавами на дома и ранчо... Говорят, что полковник ДФС забил одного подозреваемого насмерть и пристрелил еще троих, так что за одного этого американца расплатились уже четырьмя мексиканскими жизнями. Но всем наплевать, подумаешь, какие-то там мексиканцы.
Так что похищение было чудовищной ошибкой, к тому же они все равно не узнали имени Чупара.
Похоже, американец его действительно не знает.
Иначе сказал бы. Не выдержал бы ножа, электродов и раскаленного железа. А теперь он валяется и стонет в спальне, превращенной в камеру пыток, и даже Доктор сдался. Сказал, что ничего больше сделать не может. Зато янки и их lambiosos
[62]
выслеживают меня, а мой старый священник сулит мне ад.
Освободите этого человека и вернитесь к Богу.
Его свобода — это ваша свобода.
Может, и так, думает Адан.
Возможно, он прав.
Теперь Эрни Идальго обитает в черно-белом мире.
Есть боль и отсутствие боли.
Если жизнь означает боль, значит, жить плохо.
Если смерть означает отсутствие боли, то умереть хорошо.
Эрни старается умереть. Но они поддерживают в нем жизнь монотонно капающим физиологическим раствором. Он старается заснуть. Но спать ему не дают, вкалывая лидокаин. Они следят на мониторе за его сердцебиением, пульсом, температурой, стараясь не допустить, чтоб он умер и покончил со своей болью.
И без конца одни и те же вопросы: «Кто такой Чупар? Что он сообщил вам? Чьи имена вам назвал? Кто есть в администрации? Кто такой Чупар?»
И одни и те же ответы: «Я не знаю. Больше он не говорил мне ничего. Я уже все вам сказал. Никто. Я не знаю».
И снова нестерпимая боль, а следом — заботливое выхаживание.
Потом — боль.
За ней — вопросы.
И вдруг неожиданно в монотонной череде привычных вопросов — новое слово.
— Что такое «Цербер»? Ты слышал про операцию «Цербер»? Чупар говорил вам что-нибудь про «Цербер»? Что?
— Я не знаю. Нет, я не слышал. Нет, не говорил. Он ничего не говорил мне. Клянусь Богом. Клянусь Богом. Клянусь Богом.
— А Келлер? Он говорил тебе про «Цербер»? Упоминал «Цербер»? Ты слышал, он с кем-нибудь говорил про «Цербер»?
— «Цербер», «Цербер», «Цербер»...
— А, так, значит, это слово тебе знакомо.
— Нет. Клянусь Богом. Клянусь Богом. Боже, помоги мне! Боже, помоги мне! Пожалуйста, Боже, помоги мне!
Доктор выходит из комнаты, оставляя его наедине с болью. Оставляя удивляться. Где же Бог? Где Артур? Где Иисус, Мать Мария и Святой Дух? Мария, даруй мне милосердие.
Милосердие приходит, как ни странно, в лице Доктора.
Не выдержал Рауль.
— Мать твою, его стоны меня уже достали, — жалуется он Доктору. — Ты что, не можешь заткнуть его?
— Можно кое-что вколоть.
— Ну так займись, — вмешивается Адан. Стоны и ему действуют на нервы. И если они намерены освободить его, как хочет Адан, разумнее доставить его в хорошей, насколько возможно, форме. В приличной, конечно, вряд ли получится, но все лучше, чем мертвого. И у Адана есть идея, как после освобождения копа взамен все-таки получить то, что требуется.
Опять связаться с Артуро.
— Героин? — спрашивает Доктор.
— Доктор — ты, — бросает в ответ Рауль.
Героин, думает Адан. Доморощенная мексиканская «грязь».
— Приведи его в норму, — велит он Доктору.
Эрни чувствует, как входит в руку игла. Знакомый укол, жжение, а потом вдруг — блаженное облегчение.
Отсутствие боли.
Вернее, не отсутствие, а вроде как отстранение от нее, будто он плывет на мягком облаке высоко над болью. Наблюдаемая и наблюдатель.
Хвала, хвала тебе.
Матерь Мария Мексиканская Грязь.
Арт в офисе с Рамосом, они изучают карты Синалоа и сравнивают их с донесениями разведки о полях марихуаны и Гуэро Мендесе, пытаясь сузить зону поиска. По телевидению передают официальное заявление мексиканского прокурора: «В Мексике не существует крупных наркобанд».
— Он мог бы работать на нас, — замечает Арт.
Может, в Мексике и не существует, думает Арт, но в США они точно есть. Как только мы узнали об исчезновении Эрни, Денцлер конфисковал груз наркотиков на двух объектах.
Во время облавы на «берлогу» Адана в Сан-Диего они чуть-чуть разминулись, но успех все равно был грандиозный.
На Восточном побережье Денцлер опять достиг блестящих результатов, арестовав Джимми Пиккони, Большого Персика, не последнюю фигуру в Семье Чимино. ФБР в Нью-Йорке переслало результаты слежки, и Арт, просматривая снимки, видит нечто, от чего у него замирает сердце.
На фото толстый Джимми Пиккони и его такой же жирный младший братец, еще несколько других мафиози. Но вместе с ними стоит его знакомый.
