— Давайте начинать, — говорит он.
— Человек не приезжает на похороны своего помощника? — удивляется Персик после службы. — Так неправильно. Совсем неправильно.
Он поворачивается к Кэллану:
— А тебя я рад видеть. Куда ты, хрен дери, запропастился?
— Да я так, неподалеку.
— Неподалеку от меня тебя не было.
Кэллан не в том настроении.
— Я не личная собственность макаронников.
— Ну-ну, ты поосторожнее пасть разевай.
— Хватит тебе, Джимми, — вмешивается О'Боп. — Он хороший парень.
— Значит, ты теперь, — поворачивается Персик к Кэллану, — как уж там, плотник, мне говорили?
— Да.
— Слыхал я про одного плотника, его к кресту приколотили.
— Когда явишься за мной, Джимми, — говорит Кэллан, — то приезжай на катафалке, потому что в нем тебя и увезут обратно.
Между ними втискивается Коццо.
— Ну какого черта? — спрашивает он. — Желаете, чтоб у ФБР было еще больше записей? Чего вы теперь хотите им подарить? «Альбом Джимми Персика — запись вживую»? Я хочу, приятели, чтобы теперь вы держались вместе. Ну-ка пожмите друг другу руки.
Персик протягивает руку Кэллану.
Кэллан принимает ее, и Персик другой рукой притягивает Кэллана к себе.
— Прости, приятель. Это все напряжение. Все горе.
— Знаю. И ты меня прости.
— Я люблю тебя, ты, хренов тупица-ирлашка, — шепчет Персик ему на ухо. — Хочешь уйти, ну и ладно. Проваливай. Отправляйся мастерить свои шкафы, столы и всякую там ерунду и будь счастлив. Жизнь коротка, и человек должен быть счастлив, пока может.
— Спасибо, Джимми.
Персик отпускает Кэллана и громко говорит:
— Развяжусь с наркотой, и закатим пирушку, о'кей?
— О'кей.
Кэллана приглашают на поминки вместе со всеми, но он отказывается.
Он отправляется домой.
Находит местечко для парковки, поднимается по лестнице, пережидает у двери с минуту, набираясь храбрости, прежде чем повернуть ключ и войти.
Шивон дома.
Сидит в кресле у окна и читает книгу.
А когда видит его, начинает плакать:
— Я думала, ты не вернешься.
— А я не знал, останешься ты у меня или нет.
Наклонившись, Кэллан обнимает ее.
Шивон крепко прижимается к нему. Когда она отпускает его, он говорит:
— Я подумал, давай пойдем и купим рождественскую елку!
Они выбирают красивую. Хотя невысокенькую и редковатую. Не самая лучшая елка, но она им нравится. Они ставят какую-то затасканную рождественскую музычку и весь вечер украшают елку. И даже не знают, что новым помощником босса Большой Поли Калабрезе назвал Томми Беллавиа.
Они являются к нему на следующий вечер.
Кэллан шагает домой с работы, джинсы и башмаки у него в опилках. Вечер холодный, и он поднял воротник куртки и натянул шерстяную шапку поглубже на уши.
А потому не видит и не слышит машину, пока та не тормозит рядом с ним.
Опускается стекло.
— Залезай.
Пистолета не видно, нет, никакого ствола не высовывается в окошко. Да это и ни к чему. Кэллан знает: рано или поздно ему все равно придется сесть в машину — если не в эту, так в другую, и потому он залезает. Плюхается на переднее сиденье, поднимает руки и не протестует, когда Сол Скэки, расстегнув его куртку, обхлопывает ему подмышки, спину и ноги.
— Значит, правда, — заключает Скэки, закончив осмотр. — Ты теперь гражданский.
— Да.
— Гражданин, значит, — продолжает Скэки. — А это что еще за дерьмо? Опилки?
— Ну да.
— Черт, все пальто себе извозил.
А пальтишко, думает Кэллан, ничего себе, красивое. Стоит, поди, не меньше пяти штук.
Скэки заворачивает на вестсайдское шоссе, направляясь к окраине, и тормозит под мостом.
Самое то местечко, мелькает у Кэллана, чтобы всадить пулю в человека.
И очень удобно — река рядом.
Он слышит, как бешено стучит у него сердце.
И Скэки тоже слышит это.
— Нечего пугаться, дружище.
— Сол, чего ты от меня хочешь?
— Одну последнюю работу.
— Я больше этим не занимаюсь.
Кэллан смотрит через реку на огни Джерси. Может, нам с Шивон стоит переехать в Джерси, думает он, подальше от всего этого дерьма. Гуляли бы там по берегу реки и смотрели на огни Нью-Йорка.
— А у тебя, приятель, нет выбора, — значительно говорит Скэки. — Ты или с нами, или против нас. А позволять тебе быть против нас слишком опасно. Ты у нас, Кэллан, настоящий Малыш Билли. Я про то, что ты с самого первого дня показал, что ты малый мстительный. Правильно? Припоминаешь Эдди Фрила?
Да, Эдди Фрила я припоминаю, думает Кэллан.
Помню, я боялся за себя, боялся за Стиви, и пистолет как-то сам собой выскочил и выстрелил, будто действовал кто-то другой. И помню выражение в глазах Эдди Фрила, когда пули вонзились ему в лоб.
И помню, что мне тогда было всего семнадцать.
И я бы отдал все на свете, только чтобы находиться в тот день где-то еще, а не в том баре.
— Кое-кому, приятель, следует исчезнуть, — продолжает Скэки. — Но было бы неразумно, если б исчезнуть им помог кто-то из Семьи. Ну ты понимаешь.
Понимаю, подумал Кэллан. Большому Поли охота избавить Семью от ветви Коццо — убрать Джонни Боя, Джимми Персика, Персика Маленького, но он хочет с чистой совестью отрицать, будто это сделал он. Лучше взвалить все на бешеного ирландца. У ирландцев убийство в крови.
Конечно, у меня есть выбор, думает он. Шикарный такой.
Я могу убить, а могу умереть сам.
— Нет, — говорит он.
— Нет — что?
— Я больше не убиваю людей.
— Послушай...
— Нет. Желаешь убить меня — убивай.
И вдруг чувствует себя свободным, будто душа его уже в воздухе, парит над этим старым грязным городом, странствует между звезд.
— У тебя вроде девушка есть, а?
Бац.
Он снова на земле.
— У нее еще забавное такое имя, — продолжает Скэки. — Пишется типа не так, как произносится. Что-то ирландское, да? А-а, вспомнил — оно похоже на название ткани, из которой девушки носили раньше платья. Шифон? Как-то так?
Снова в этом грязном мире.
