Охранники останавливают машину невдалеке от ворот. Один наставляет пулемет на водителя, другой обыскивает фургон, потом спрашивает ошарашенного шофера:
— Чего тебе надо?
— Посылка для сеньора Мендеса.
— От кого?
Водитель тычет в обратный адрес на ярлыке:
— От его жены.
Охранник засомневался: дон Гуэро велел, чтоб его не беспокоили, но если посылка от сеньоры Мендес, то лучше отнести ему коробку.
— Я отнесу, — говорит охранник.
— Но мне надо, чтоб он расписался.
Охранник тычет дуло в лицо водителю:
— Расписаться за него могу и я, правильно?
— Конечно. Конечно.
Охранник расписывается, несет посылку к двери и звонит. Дверь открывает горничная.
— Дона Гуэро нельзя...
— Посылка от сеньоры. Экспресс-почтой.
Позади горничной возникает Гуэро. Глаза у него опухли от слез, лицо красное, из носу течет.
— Что такое? — рявкает он. — Черт, я же велел...
— Посылка от сеньоры.
Гуэро забирает коробку и со всей дури шваркает дверью.
Сдирает клейкую ленту.
Все-таки посылка пришла от нее.
И он вскрывает коробку, внутри маленький холодильник. Гуэро откидывает крышку и видит — ее блестящие черные волосы.
Ее мертвые глаза.
Открытый рот.
А в зубах у нее какая-то бумажка.
— А-а-а!!! — заходится Гуэро.
Охранник в панике вышибает дверь.
Врывается в комнату: его патрон пятится от коробки, надрываясь криками. Охранник, принесший посылку, заглядывает внутрь коробки, складывается пополам: его рвет. Отрезанная голова Пилар покоится на ложе из застывшей крови, в зубах торчит листок бумаги.
Двое других охранников берут Гуэро под руки и пытаются оттащить, но он упирается и душераздирающе кричит. Первый охранник отирает рот и, придя в себя, вытаскивает листок изо рта Пилар.
Что-то непонятное:
«Hola, Chupar». (Привет, Чупар.)
Другие охранники пытаются отвести Гуэро к дивану, но он выхватывает записку, читает ее, становится еще бледнее, хотя куда уж больше, и вопит:
— Dios mio, mis nenes! Donde estan mis nenes?! (О Боже мой, мои дети! Где мои дети?!)
— Donde esta mio madre? Yo queiro mi madre! (Где моя мама? Я хочу к маме!) — плачет Клаудиа, потому что на мосту мамы нет, она видит только каких-то чужих людей, которые ее разглядывают. Гуэрито тоже начинает плакать. И Клаудиа теперь не хочет, чтобы ее держали. Она выкручивается из рук Фабиана и отбивается, крича:
— Mi madre! Mi madre!
Но Фабиан все так же твердо шагает к середине моста.
Адан видит, как он подходит.
Словно ночной кошмар, видение из ада.
Адана как парализовало. Ноги его будто гвоздями к мосту приколотили, и он стоит, пока Фабиан, улыбаясь братьям Орехуэла, говорит:
— Дон Мигель Анхель Баррера заверяет вас, что в племяннике течет его кровь.
Адан верит в цифры, в науку, в физику. Но именно в этот миг он постигает природу зла: зло обладает инерцией движения — раз запустив, его трудно остановить. Это закон физики: тело находится в движении, пока что-то не остановит его.
У Тио, как обычно, блестящий план. При всей своей потрясающей безнравственности, порожденной крэком, он смертоносно точен в постижении сути человеческой природы отдельного индивидуума. В этом гениальность Тио: он знает, что самое трудное в мире не удержаться от совершения зла, а набраться силы остановить.
Ценой жизни встать на его пути.
Если я попытаюсь нарушить план Тио, это будет означать слабость перед Орехуэла — слабость, которая или сейчас же, или в будущем окажется губительной для всех нас. Стоит мне выказать хоть малейшее разногласие с Фабианом, это тоже наверняка приведет к крушению.
Тио — гений. Он зажал меня в тиски, не оставив никакого выбора.
— Я хочу к маме! — надрывается Клаудиа.
— Тш-ш, — шепчет Фабиан, — я веду тебя к ней.
Фабиан устремляет взгляд на Адана, ожидая знака.
И Адан знает — он подаст его.
Потому что мне нужно защищать свою семью, думает Адан. Иного выбора нет. Или семья Мендеса, или моя.
Будь Парада тут, он бы облек мысли Адана в другие слова. Он бы сказал, что когда нет Бога, есть только природа, а у природы жестокие законы. Первое, что проделывают новые вожаки, — убивают отпрысков старых.
Без Бога все сводится к одному — к выживанию.
Ну что ж, а Бога тут нет, думает Адан.
И кивает.
Фабиан швыряет девочку с моста. Бесполезными крылышками встопорщиваются черные волосы, и она стремительно падает в воду. Схватив мальчика, Фабиан без усилий кидает его через перила в реку.
Адан вынуждает себя смотреть.
Потом переводит взгляд на братьев Орехуэла, лица у тех белые от потрясения. Рука Джильберто, когда он захлопывает кейс, дрожит. Подхватив кейс, он нетвердыми шагами удаляется с моста.
Внизу стремительные воды Рио-Магдалены уносят по течению маленькие тела.
9
Дни мертвых
Неужто никто так и не избавит меня от
этого докучливого священника?
Генрих II Плангпагенет
Сан-Диего
1994
Сегодня День поминовения. День мертвых.
Большой праздник в Мексике.
Традиция восходит еще ко временам ацтеков, которые почитали богиню Миктекациуатль, покровительницу мертвых, но испанские священники перенесли праздник с середины лета на осень, чтобы он совпал с кануном Дня всех святых и Днем всех душ
[104]
. Да пусть, думает Арт, доминиканцы могут называть его как угодно — все равно день посвящен мертвым.
Мексиканцы охотно говорят о смерти. У них для нее множество прозвищ: Милашка, Тощая, Костлявая или просто Старуха Смерть. Они не стараются отстраниться от нее. Они накоротке со смертью, и умершие остаются членами их семьи. В День мертвых живые ходят на кладбища навещать своих родственников. Приносят туда вкусную еду, делят ее с дорогими усопшими.
Да ну к черту, думает Арт, мне бы хотелось пообедать с моей живой семьей. Жена и дети живут в том же городе, мы ходим по одним и тем же улицам в одно время, и все-таки каким-то образом я с ними будто нахожусь на разных уровнях существования.
