На днях получил послание. Мне велено отпустить подружку китайца, если я не хочу получить в подарок левое ухо женщины. Ухо с бородавкой. Я сразу понял, кому оно принадлежит. Пришлось уступить.
В голове все перемешалось. Корейцы от меня уходят. В изакая говорят, что у меня крыша поехала. Иду по улице, но на меня никто не смотрит. Уже год как я подсел на сябу. Целый год. Какой из меня босс теперь? Сябу означает конец для любого бизнеса. На улицах какой-то бардак, все не так, как раньше. И куда эта Акико свалила?
Получаю красную карточку. Не понимаю, что там написано, но мне на это наплевать. Лежу здесь, между деревьев, у озера в парке Уэно, вокруг растут огромные лотосы. Моюсь в туалете. Мужики мне показывают, где достать картонные коробки, чтобы в них спать. Они учат меня стирать одежду в озере, учат, где можно достать объедки, как правильно сгибать картон, как спрятать его от дождя. И как пробраться на станцию Уэно, когда настанет зима. Где же мне взять денег? Бутылка сябу стоит целых две тысячи иен.
Исповедь босса Окавы
Мы зарабатываем разными способами. Тецуя, например, занимается не только мацури. Он работает и в городе. Там у него много дел. И еще у него есть своя должность в семье — руководить молодыми. Да, мы вкладываем в молодежь, воспитываем их, учим вежливости, объясняем, как делать бизнес, как зарабатывать деньги. Чем еще мы занимаемся? Множеством разных вещей. Мы руководим миром проституции и игорным бизнесом. Когда-то мы этим не занимались. Этим занимались люди из бакуто — азартные игроки. Они не вмешивались в наши дела, а мы не вмешивались в азартные игры. Но сейчас они участвуют в нашем бизнесе, а мы в их. Как говорится, современная экономика. Мы прочно обосновались в игорном бизнесе десять лет назад. Японцы любят азартные игры, и мы предоставляем им возможность играть.
1990
Через три года после начала моего исследования один знакомый из посольства Японии в Израиле посоветовал мне сообщить полиции Японии о моем исследовании, чтобы избежать «недопониманий».
Я отправился в токийский штаб полиции. Меня принял младший по званию служащий и спросил, по какому я делу. Я сказал ему:
— Я профессор Токийского университета, и я исследую якудза.
— ?
Кажется, он не верит. Спрашивает:
— Вы собираете материалы из газет?
— Нет. Я общаюсь с семьей, которая меня усыновила.
— Семьей якудза?
— Да.
— А какой, если не секрет?
— С семьей Кёкусин-кай, Окава-кай. Босс Хироаки Окава усыновил меня около года назад, — говорю я.
Молчание. Человек извиняется и выходит из комнаты. Через пять минут он возвращается с офицером, старше его по званию, который задает мне те же вопросы, почти слово в слово. Я повторяю свои ответы. Человек извиняется и выходит. Через несколько минут он возвращается с другим офицером, старшим по званию, и они вновь выходят, и, наконец, заходит главный офицер, господин Оба, занимающийся делами якудза в префектуре Токио. Он, криво улыбаясь, заявляет, что знает босса Окаву лично и что Окава — особенный человек. Я с ним соглашаюсь.
Он интересуется, как мне удалось познакомиться с Окавой. Я рассказываю. Полицейский удивленно поднимает брови и говорит:
— Очень тяжело добиться встречи с боссом Окавой.
Я говорю:
— Я знаю. Мне было тяжело.
Он говорит:
— Вы знаете, вам нужно быть осторожным. Кёкусин-кай — это одна из самых страшных и жестоких семей в Токио.
— Я осторожен — и тем не менее не чувствую опасности. Я под охраной Окавы, и никакая опасность мне не грозит.
— Будьте осторожны, сэнсэй, это плохие люди.
— Есть среди них и плохие, и хорошие, — говорю я. — Я общаюсь с ними уже не первый год, и опасаюсь их не больше, чем бандитов на улицах Тель-Авива.
— До сегодняшнего дня я не слышал ни о ком, кто хотел бы изучать якудза. Ни среди японцев, ни среди иностранцев. Те немногие японцы, которые пробовали, потерпели поражение. Их не пускают в семью.
— Мне известно обо всех попытках. Они потерпели поражение, потому что они — японцы. У меня получилось, быть может, потому, что я — иностранец. А быть может, потому, что у меня завязались хорошие и доверительные отношения с боссом Окавой. Как вы правильно заметили, он особенный человек.
— Он чего-нибудь хотел от вас касательно результатов исследования?
— Нет, напротив. Он сказал, чтобы я действовал по своему усмотрению. Он не собирается вмешиваться ни в процесс исследования, ни в его результаты. Я могу лишь поблагодарить его за открытость и за содействие.
— Я знаю эту семью уже двадцать лет. И все это время я ежедневно с ними контактирую. Иногда мне кажется, что мы становимся похожи. Надо быть немного преступником, чтобы понять преступника, и они тоже должны быть немного полицейскими, чтобы знать, как работать с нами. Мы много сотрудничаем друг с другом.
— Я знаю. Месяц назад, когда вы звонили Окаве и говорили с ним о проблемах в районе Икебукуро, я был в его офисе.
Начальник выглядит смущенным. Он признает, что действительно звонил Окаве и говорил с ним о проблеме, которую тот помог решить. Полицейский не отрицает, что якудза — это скрытая сила полиции на улицах. Они часто добиваются успеха там, где представители закона терпят поражение. И что у полиции и якудза много общих интересов. На улицах Японии есть много группировок, в уничтожении которых заинтересованы обе стороны: одинокие бандиты, подпольные группировки, не относящиеся к якудза, бандитские группировки из Азии — тайваньцы, китайцы, таиландцы и другие, подростковые группировки, оседающие в увеселительных заведениях. Якудза заинтересованы в спокойствии на японских улицах не меньше, чем полиция и жители, — это способствует процветанию их бизнеса. Согласно законам большинства семей, в якудза грабежи жестоко наказываются. Поэтому он признает, что якудза на самом деле помогают полиции в борьбе с драками, ограблениями и беспорядками на улицах.
— Возьмите мою визитную карточку, и, если у вас возникнут трудности или потребуется моя помощь, можете звонить мне без колебаний. Но будьте осторожны, сэнсэй. Иногда они не те, кем кажутся, совсем не те.
Спасибо, капитан Оба. Вы ведь знаете, что я никогда вам не позвоню.
Исповедь босса Окавы
Еще есть дань. Продавцы на фестивалях, те, что не являются нашими членами, платят нам за место. Например, те, что торгуют украшениями. Еще есть дань с увеселительных районов, чтобы пьяные не устраивали там дебоши и чтобы к ним не приставали другие якудза. Нет, с жилых районов мы дань не берем, не берем и с магазинов катаги, таких как продуктовые лавки, магазины рыбы, одежды и все такое. В это мы не вмешиваемся. Вы знаете, когда-то о якудза говорили: «Если катаги в тени, якудза на солнце». Якудза — оберегающий и уважающий катаги. Кое-что из этого осталось. Но я вижу, как молодежь постепенно начинает думать по-другому, хотя пока они не трогают катаги. Мы берем дань только в Сакарибе, районе увеселительных заведений, с хозяев тех мест, что называются «мидзу-сёбай»: рестораны, клубы, бары, пабы, изакая, номия и патинко
[39]
.
