Ощутимое напряжение в районе Сугамо началось с момента, когда члены якудза, относящиеся, по всей видимости, к большой преступной семье Японии Ямагити-гуми, появились в районе и неоднократно пытались проникнуть в окрестности Токио с целью нарушить территориальный договор, существующий между Ямада-гуми и токийскими семьями якудза. Договор определяет районы влияний разных семей на западе и востоке Японии. Напряжение возросло, когда людям из Ямада-гуми удалось частично завладеть районом, проникнув в семью Сэкидо-гуми, во главе которой стоит босс Сэкидо. Известно также и о нескольких случаях насилия в районе Сугамо, одном из самых тихих и спокойных районов старого Токио. В результате этих инцидентов люди из Ямада-гуми были безжалостно избиты людьми из Кёкусин-кай.
Есть слухи, пока не подтвержденные, что Маюми была похищена людьми из Кёкусин-кай, возможно, чтобы Сэкидо не стал содействовать проникновению людей из Ямада-гуми в Токио. В то же время, как сообщают более высокопоставленные источники из якудза, данная версия кажется маловероятной, так как в Кёкусин-кай, да и в якудза в целом, не принято использовать похищение людей как способ мести или давления на кого-либо. Если семья Кёкусин-кай все же прибегла к такой мере, то это равносильно объявлению большой войны между семьями Кёкусин-кай и Ямада-гуми. Между этими семьями действовал хрупкий договор о перемирии — результат дипломатической работы босса Окавы, и если похищение было совершено якудза, то оно означает крутой поворот, которого многие опасались в последнее время, — так называемую гангстеризацию якудза. Процесс гангстеризации якудза приведет к всплеску насилия, бунту общественности. Законодатели могут перейти к более решительным действиям.
Я с изумлением читаю статью и вспоминаю ход событий в 1983 году. Мои воспоминания обрывочны. Маюми — это девушка в оранжевом? Исчезнувший Юки, исчезнувшая девушка… Вспоминаю, как я пошел узнавать о Юки к Хирано на Голден Гай, и девушки там не оказалось. Тогда я не придал этому значения. Значит, Юки — похититель? Как это понимать?
На следующий день я иду в библиотеку и копаюсь в газетах конца 1983 года и начала 1984-го. Просматриваю журналы, посвященные якудза: истории о войнах, ценностях якудза, внутренней политике организации, сексуальной жизни членов якудза и интервью с важными боссами. Истории о злодеяниях, сплетни, много фотографий боссов в кимоно и дорогих костюмах.
В них есть совсем немного о Сэкидо Маюми. Несколько статей под огромными заголовками:
Куда исчезла Маюми?
Босс Сэкидо не скрывает беспокойства и слез!
Босс Сэкидо клянется найти похитителя и расправиться с ним!
Без требований выкупа. Без каких-либо требований.
В одной из статей пишут:
«Кёкусин-кай от лица своего токийского босса: „Мы никак не связаны с делом о похищении. Похищать девушек не в правилах Кёкусин-кай. Если это попытка опозорить наше имя и разжечь войну, то им это не удастся! Это не путь якудза! И пусть босс Сэкидо хорошенько подумает, кто из его сыновей был влюблен в его младшую дочь!“.»
Маюми исчезла, будто ее и не было вовсе. Без сомнений, это она — девушка в оранжевом. Та самая девушка, имя которой Ито поменял на Накамото Нацуко. Как я найду Накамото Нацуко, которая наверняка уже тысячу раз поменяла имя, лицо и платье с момента своего исчезновения? Они сбежали вместе, Юки и Маюми.
Тецуя и я едем на север, на Хоккайдо. С нами в машине сидит Миоко с малышом Котаро. Тецуя за рулем, иногда я его подменяю. Тецуя ни разу в жизни не ездил на поезде. «Я боюсь катаги, — говорит он, — не могу сидеть рядом ними. Не переношу их ненависти и страха. Поэтому я езжу на машине или летаю на самолете».
И вдруг машина буксует — проколото колесо. Мы выходим, Тецуя смотрит на колесо, делает огорченную гримасу:
— Сэнсэй, ты умеешь менять колесо?
— Да, умею. А ты что, нет?
— Нет, я не умею. Ты можешь мне помочь?
Я меняю колесо. Что бы он делал без меня? Остановил бы какого-нибудь катаги и сказал бы ему, что он — один из трех главных якудза на севере страны, который не может поменять колесо? Попросил бы катаги о помощи? Он ведь боится их.
Мы едем дальше. Тецуя за рулем, я дремлю. Вдруг до нас доносится оглушающий рокот. Мимо нас проезжает группа мотоциклистов — «Кавасаки-750», «Хонда-750», «Ямаха-750», всего около тридцати мотоциклов. Орущие выхлопные трубы. Кожаные куртки с иероглифами «Палач» спереди и сзади. Черные очки, разрисованные черепами шлемы. Под шлемами — головы визжащих девиц. Развеваются японские флаги, мотоциклы едут медленно, создавая пробку. Одна группа мотоциклистов проезжает мимо нас, и новая появляется сзади. Тецуя оживляется. Он делает какие-то сигналы фарами и замедляет ход. Сигналит два раза, затем еще два раза. Вдруг группа мотоциклистов напротив нас приостанавливается, и фары мотоциклов начинают дружно мигать. Вереница из людей в шлемах-черепах радостно машет нам руками. Тецуя глушит мотор, и мотоциклисты следуют его примеру. Тридцать мотоциклов окружают машину. Новые мотоциклы продолжают подъезжать. Чего они хотят? Доносятся смущенные смешки.
Тецуя высовывает руку из окна и делает разные знаки, выставляя большой и указательный пальцы. Мотоциклисты отвечают ему тем же. Движение останавливается окончательно. Главарь, судя по его устрашающему виду, останавливается рядом с Тецуя, слезает с мотоцикла и глубоко кланяется. Приветствует Тецуя движением руки, выставив большой и указательный пальцы. Другая молодежь окружает машину. Они с любопытством смотрят на меня, Миоко и малыша Котаро на задних сиденьях. Я в очередной раз слышу слово «аники». Тецуя выкрикивает им слова поддержки, они отвечают ему словами благодарности и кланяются. Эти грубияны на удивление вежливы. Они спрашивают, откуда он. Тецуя отвечает: «Кёкусинкай», и они с восхищением сообщают это название тем, кто не слышал. Их главарь делает знак рукой, и все — и парни, и девчонки — глубоко кланяются якудза. На прощание каждый из мотоциклистов подает Тецуя знак, выставив большой палец правой руки, после чего они садятся на мотоциклы и продолжают свою шумную гонку.
Тецуя весь переменился в лице. Он достает сигарету, его пальцы дрожат. Он смотрит на молодежь и тоскующим взглядом провожает выхлопные трубы мотоциклов, пока те не исчезают в глубине холмов.
— Это босодзоку, банды больших скоростей. Наши младшие братья, сэнсэй. Мы были такими же. Некоторые из них позже придут к нам. Однажды они захотят произвести впечатление на одного из нас. И вступят в семью. Это наша молодежь, наши резервы, будущие якудза. Те, кого забыли ками
[45]
, общество и мама с папой. Молодые сорванцы, которым нечего терять. Мое сердце с ними, сэнсэй. Мы перемигиваемся на дорогах. Мы, отбросы Японии, перемигиваемся друг с другом.
Сэнсэй, а я ведь был одним из них. Наши банды назывались «Властелины ада», «Предатели», «Черный император», «Красные скорпионы», «Камикадзе», «Акулы», «Бог драконов», «Мафия», «Бродяги», «Могильщики», «Черепа», «Злые вампиры», «Черные принцессы», «Преданные родине», «Преданные императору», «Синие бесы» и все в таком же духе. Мы ездили на «Хонда CBX400», «Кавасаки FX400». Одевались в токофуку, одежду камикадзе, — кожу и темные очки. Некоторые любили розовые, белые и красные цвета. Я был предводителем одной из таких группировок, «Черные вдовы»
[46]
. Меня боялись мама, соседи и местный участковый. Мы гоняли рядом с полицейским участком в два часа ночи, и никто не пытался нам помешать. Собирались на берегу широкой реки. Это был бедный рабочий район. Мой мотоцикл очень выделялся среди остальных. «Кавасаки FX400», за сто пятьдесят тысяч иен. Откуда я достал деньги? Из разных мест. Но сто пятьдесят тысяч — это еще не все, далеко не все. Ведь надо, чтобы на нем были установлены зеркало «Наполеон», синие мигалки на тормозах, шины от «Пирелли», сигналы от Мориваки, подходящая краска и разукрашенная панель, скрывающая цепь, сиденье, флаги, шлемы, наряды и все такое.
