Имаи Кадзуо, директор школы танцев, — якудза нового поколения, неизвестного боссу Окаве или его соратникам старой закалки. Имаи современен, он интернационален, знает языки и не любит, когда ему рассказывают о традиционных ценностях якудза. Байки, говорит он, все это байки. Якудза — дерьмо. Ну и что, ведь общество — это тоже дерьмо. Имаи восстает против всех, и, как он заявляет о себе на французском, он — bon vivant, любящий жизнь. «Рыцарский код» якудза остался в прошлом, а может, его никогда и не было. Имаи говорит немного на английском, на испанском и чуть-чуть на тагальском.
— Газетчики любят слушать про якудза-патриотов, ненавидящих коммунистов, помогающих бедным и наказывающих сильных. Идущих по солнечной стороне улицы, чтобы катаги смог пройти в тени. Но я хочу задушить маленьких граждан. Вот так. — Он показывает. — Маленький японский катаги мне ненавистен, он — раб, он — лицемер, он ненавидит меня, хочет придушить. Он отверг меня, когда я был маленьким. Маленький катаги выкинул меня из класса, с вечеринок и из игр, потому что я отличался, и поэтому я ему не помогаю, пусть поможет себе сам. И если я могу его использовать, запугать, обставить, шантажировать, то делаю это с большим удовольствием. Он тоже делает это все время, но только притворяется порядочным.
В период Эдо якудза сотрудничали с властями сёгуната в обмен на мечи, всевозможные блага и разрешения на перемещение. Они были самурайскими шпионами, воинами и ниндзя. Нам этого не надо, мы люди этого мира. Сейчас мне нет дела до тех, кого мы любили раньше. А те, кого мы когда-то убивали, могут стать друзьями, если возникнет такая необходимость.
Вы слышали об «Объединенной Красной Армии»? Джейми, которого вы уже знаете, ненавидит их и преследует, как тараканов. Но современный мир другой, он меняет наши позиции. Сегодня у «Объединенной Красной Армии» есть база в Маниле. Десять лет назад и представить нельзя было, что мы будем работать с ними, а сегодня это реальность.
Не то чтобы я их любил, эту «Красную Армию», но мы помогаем друг другу. Мы помогаем им зарабатывать проституцией и прочим, а они помогают нам доставать и прятать оружие, которое привозят из стран Среднего Востока. Они хранят взрывчатку в банковских сейфах в Сингапуре. У них есть бомбы, которые нельзя засечь в аэропорту, бомбы, произведенные в Ливии или где-то там. Их работа впечатляет, но кризис неминуем. Их предводительница, Сигенобу, которая когда-то была мечтой каждого террориста, стареет, прячется, у нее больше нет воинственного настроя прошлых лет, она ссохлась. Растит свою дочку в тайных местах, расположенных в Европе, в Ливане. Ей конец.
Около двадцати бойцов «Красной Армии» прибыли в Манилу за последний год. Откуда мне это известно? Вы не поверите, но у нас есть несколько совместных квартир-укрытий. Десять лет назад это было невозможно. Мы обмениваемся информацией, но много между собой не общаемся, чтобы нечего было рассказывать, если попадемся. Но мы помогаем друг другу там, где это возможно. Мир перевернулся.
Какое-то время назад я помог одному из них сделать пластическую операцию. Все секретные службы мира — корейские, американские, японские, израильские и французские — преследовали его. Поэтому он поменял лицо, но в итоге его все равно поймали. Я помогал и некоторым японцам. Здесь есть прекрасные пластические хирурги.
Значит, как сказано в письме, вы кого-то ищете. Но, как вы понимаете, это непросто. Даже босс Окава не знает точно, где этот человек. Как я понимаю, он сбежал из Японии. Вы знаете, сколько здесь якудза? Сотни. Может, я его встречал. Кто знает? Может, общался с ним по делу — наркотики, девочки. Но мы стараемся оставаться незамеченными. И ваш человек — не исключение. Я не знаю, где он, я даже не знаю, как его зовут. Может, он купил паспорт в Гонконге? Если он хотел спрятаться, от якудза или кого-то другого, то наверняка сделал себе такую пластическую операцию, что даже мама родная теперь его не узнает. Может, у него есть другие отличительные знаки, вы знаете… Что-нибудь на заднице, на внутренней стороне руки? Я знаю, знаю, вы с ним не спали, но, может быть, вы были с ним в бане или на горячих источниках? Что-нибудь внутри, что-нибудь в сердце, то, что нельзя скрыть с помощью пластической операции.
— Глаза, — говорю я. — Один — прямой, а другой смотрит в сторону, как у жабы. И шрам на правой щеке. Этот человек должен выглядеть печальным, я думаю. У него на лице такая печаль, которую нельзя стереть.
Он внимательно слушает. И вдруг говорит:
— Секунду, секунду. Вы — гайдзин-сан, что у вас с ним? Почему вы спрашиваете? Я не уверен, что могу просто так дать вам нужную информацию, даже если у меня есть письмо от самого босса Окавы. Я не могу погореть, понимаете? У меня здесь бизнес, связи, и люди мне доверяют. Все не так, как было раньше. Даже сила босса Окавы уже не та, что раньше. Он умер, а мы живем в новом мире. Тецуя Фудзита в тюрьме, я знаю. И я не знаю, что будет с его семьей, когда он выйдет: у семьи Кёкусин-кай здесь нет полномочий. Уж точно не на Филиппинах. Мы здесь как на Диком Западе. Люди быстро растут и быстро падают. Так что у вас с ним?
— Гири, — говорю я ему. И я ему почти все рассказываю. Кроме красной карточки.
Имаи молчит. Смотрит на меня. Вдруг он спрашивает:
— Вы братья?
Я отвечаю:
— Что-то вроде. Да, да, мы — братья.
Он замолчал. Его лицо всплывает из облака дыма, и глаза — черные точки — смотрят в потолок. Потом он изучает меня, думает.
— Я помогу вам, гайдзин-сан, хотя я ничего не понимаю. Я помогу вам. Может, потому, что я все равно очень уважаю память босса Окавы. А может, из-за гири. Это выше меня.
Имаи возит меня на встречи в бары, клубы, квартиры, общественные парки, возит по разным деревням. В Маниле Пасха, филиппинцы изображают душевные мучения Христа. С коронами из шипов на головах они несут огромные кресты и спорят друг с другом, кто будет распят там, на настоящем кресте. Настоящие гвозди пригвоздят победителя к дереву, из его рук будет течь кровь, черная и вязкая, и он по-настоящему станет одним целым с Иисусом и примет на себя грехи всего мира. Все по-настоящему. А я по-настоящему ощущаю присутствие Юки в городе.
Встреча, еще одна, я выясняю, навожу справки, но Юки не нахожу. Лишь намеки. Здесь его видели, там его слышали, здесь он оставил отпечатки пальцев. Он и женщина, которая всегда с ним. Намекают, что, возможно, она — босс нового поколения. Может, он — Хиросэ, может, Сато, Ватанабэ, Накасона, может, Хаяси. Может, он — сутенер или занимается контрабандой оружия. Может, он — наркодилер. Я смотрю фотографии, хожу в полицию с визиткой профессора, пачкой денег, вложенной в мой паспорт, и расспрашиваю всех. Его нет в Маниле, говорят они мне, или же пластический хирург сотворил чудо. Каждый день в газетах появляются заметки о действиях якудза в Маниле. В полиции пытаются отрицать возросшую активность якудза. Но кажется, что их здесь уже тысячи. Разгорается война с китайцами, в основном из «Змеиной головы», и с группами филиппинцев. Между якудза, в основном людьми из Кёкусин-кай и «Змеиной головы», было несколько серьезных войн. Босс Окава мне о них рассказывал. Были убитые с обеих сторон. Но в Маниле люди умирают постоянно, и никто не задает лишних вопросов. Кажется, что после моего приезда туда войны становятся еще более частыми и жестокими. Ситуация доходит до правительства, принимаются меры.
