Андрею поначалу льстило внимание зарубежных коллег, приходивших к нему, как к эксперту по вопросам организованной преступности — Серегин готовился к каждому интервью, как к лекции, пытался рассказывать об истории российского криминалитета, об истоках возникновения феномена так называемой «русской мафии», но это все волновало зарубежных репортеров мало… Они не понимали или не хотели понимать, что в России 1993 года организованная преступность ушла уже очень далеко от обычной уголовщины и становилась постепенно настоящим «государством в государстве». Читая в англоязычных газетах и журналах статьи тех журналистов, с которыми встречался, Обнорский только матерился и называл вслух своих западных коллег дебилами — материалы о «русской мафии» были выдержаны в стиле «балалайка-перестройка-самовар». В то время западный мир еще тешил себя иллюзиями, что русская преступность не затронет впрямую развитые страны, что она останется для Европы и Америки не более, чем далекой экзотической полусказкой…
Мало-помалу, встречи с зарубежными коллегами начали Обнорского раздражать — вопросы постоянно повторялись, и Андрею было жалко тратить время на тех, кто все равно напишет потом в своих изданиях всякую чушь про русских «бандиди и вори-ф-закон». Особенно заводили Серегина американские корреспонденты — у этих ребят, помимо всего прочего, на лицах постоянно присутствовало выражение осознания собственного превосходства, при том, что «дубами» они были редкостными. Добил Андрея визит обозревателя из солидной газеты «Нью-Йорк таймс» — этот дядя ввалился в кабинет к Обнорскому как к себе домой, заявил, что Серегина ему рекомендовали в его консульстве, достал диктофон и, лучезарно улыбаясь, сообщил:
— Я сегодня улетаю в Штаты, поэтому у нас всего сорок минут… Я хочу, чтобы ты мне рассказал все про русскую мафию!
Со злости Серегин нарассказывал американцу такую «развесистую клюкву», что потом, читая статью своего гостя в «Нью-Йорк тайме», хохотал, как сумасшедший — ну, кто же знал, что у этого обозревателя были большие проблемы с восприятием русского юмора…
После этого случая Андрей старался избегать встреч с зарубежными коллегами, интересовавшимися русской оргпреступностью.
Однако в мае 1993 года Обнорскому позвонил его старый знакомый Игорь Цой, работавший в частной телекомпании «Позитком» — русский кореец Цой давно уже работал, в основном, на западного потребителя, и дела у него шли, судя по всему, неплохо. Игорь сообщил, что в Швеции задумали снять большой фильм «Русская мафия», и в работе над этим проектом без его, Серегина, помощи (по мнению Цоя) — было никак не обойтись… Андрей, предполагая, что речь идет об очередной «клюкве», сначала отнекивался, но Игорь проявил настойчивость и устроил-таки встречу Обнорского с автором идеи фильма — шведским журналистом Ларсом Тингсоном.
Цой со шведом заявились в редакцию, когда Серегин, переживая очередной приступ меланхолии, валялся на диване в своем кабинете и курил, пуская дым в потолок. Увидев гостей, Обнорский нехотя перешел в сидячее положение, потом встал, пригладил волосы пятерней и церемонно поклонился — в глубине души он надеялся, что скандинав будет глубоко шокирован его поведением, решит, что русский журналист законченный хам и мудак, а потому — быстренько свернет беседу и уйдет восвояси.
Тингсона, однако, ничего не шокировало — он дружелюбно улыбался и сразу же после формального знакомства начал рассказывать о проекте фильма. После первых же его фраз выражение вежливой скуки сошло с лица Обнорского — этот швед говорил по-русски абсолютно чисто. То есть небольшой акцент, конечно, присутствовал, но речь Ларса была, что называется, богатой — он говорил намного лучше, чем иные прибалты. А в контактах с иностранцами для Андрея всегда одним из самых важных факторов был «языковой барьер» — даже с учетом того, что Обнорский вполне сносно болтал по-английски… С Тингсоном можно было общаться, как со своим — он даже идиоматические обороты понимал. Впрочем, удивляться этому не приходилось — Ларс объяснил, что он более десяти лет работал собкором шведского телевидения в Москве.
Поразил Серегина и сам проект фильма — Андрей впервые столкнулся с искренним интересом, с желанием детально, неторопливо и качественно исследовать проблему. Бюджет фильма составлял несколько сотен тысяч долларов, а по времени работа над картиной должна была занять восемь месяцев, из которых три отводилось на подготовительный период и вхождение в тему… Да и вообще, Ларс как-то сразу понравился Обнорскому, из этого сорокапятилетнего бородатого мужика так и перло обаяние — чувствовалось, что он очень веселый, умный и по-хорошему «зацикленный» на своей работе человек… Серегин даже поймал себя на той мысли, что этот Тингсон, наверное, очень нравится женщинам.
(Надо сказать, что Андрей в своем предположении не ошибся — позже, когда они познакомились с Ларсом ближе, и не просто познакомились, а по-настоящему подружились — Обнорский узнал, что Тингсон однажды умудрился даже отбить любовницу у самого Тэда Тэрнера, главы и хозяина телекомпании CNN — а это вам не кот чихнул, это показатель… Бабы, они, конечно, существа странные — и иностранки тоже — но, согласитесь, променять миллионера на какого-то, живущего на зарплату, хотя и шведскую, журналиста, это… Это какое же обаяние должно быть у журналиста?!)
Тем не менее, на первом часу беседы Серегин еще хмурился — (скорее по инерции) и на разные конкретные вопросы отвечал уклончиво до тех пор, пока сам не спросил Ларса:
— А вы где наш язык учили? Чувствуется, школа хорошая…
Тингсон хмыкнул, прищурился и ответил, улыбаясь:
— Школа замечательная, можно сказать — шпионская. Я ведь заканчивал заведение для военных переводчиков…
— Что?! — Обнорский широко открыл глаза и машинально перешел на «ты», как это было принято среди советских военных толмачей — независимо от возраста и звания. — Так ты что, переводяга?
— Ага, — кивнул Ларс и подмигнул Андрею, который уже улыбался во весь рот:
— Ну, дела! А ты… Ой, извините, что я вас на «ты»…
— Ничего, — махнул рукой Тингсон. — Так проще, и для меня привычнее. У нас в Швеции все друг к другу на «ты» обращаются — только королю «вы» говорят. Кстати, мне Игорь, — Ларс кивнул на Цоя, — говорил, что ты тоже бывший военный переводчик, так я сразу подумал — споемся… А?
— Похоже, что так, — усмехнулся Андрей. — Чтобы два переводчика не спелись, нужно, чтобы по крайней мере один из них был полным дауном…
Ларс засмеялся, и тут в разговор вклинился Цой — хитро сощурив свои корейские глаза, он медовым голосом промурлыкал:
— Поскольку вы оба — не дауны, думаю, что все у нас получится… Тем более, что наш шведский друг не предлагает тебе работать за бесплатно…
— Ага, — Серегин оживился еще больше и закурил сигарету. — Это волнительный момент. Дело в том, господа, что я очень люблю деньги — правда, любовь моя трагична, поскольку пока остается безответной… Не в обиду тебе будет сказано, Ларс, но западные коллеги, высосавшие из меня море информации и сожравшие кучу моего времени, предпочитали пользоваться мной на халяву… Ты знаешь, что такое «халява»?
