Хозяйка номера помолчала немного, потом взглянула еще раз на кучу документов, лежавших перед ней на кровати, и снова посмотрела в глаза Обнорскому:
— Ладно… Куртку, свитер и кроссовки — снимайте…
— Ура! — возликовал Серегин. — Для вас я вообще могу до трусов раздеться… Все-таки — добрая у вас душа, я это с первого взгляда определил, еще в «Фитнес-центре»… А пистолет и, извините, удары по яйцам — это все наносное, это вам совершенно не идет… Карл Маркс, знаете ли, в свое время заметил, что сила женщины — в ее слабости, а старик, говорят, толк в тетеньках понимал…
Болтая, Андрей быстро скинул с себя куртку, свитер и кроссовки, время от времени искоса поглядывая на свою собеседницу. Она встала с кровати и шагнула чуть ближе к Обнорскому:
— Дверь в туалет — не закрывайте!
Серегин даже дернулся весь от последнего приказа брюнетки и укоризненно покачал головой:
— Слушайте, товарищ Рахиль! Прекратите, наконец, глумиться над представителем прессы… Я понимаю, конечно, ваши опасения, но и вы меня поймите… я же все-таки мужик, неудобняк мне в женском присутствии малую нужду справлять — да и для вас, мне кажется, удовольствие сомнительным будет… Вы же меня уже и так всего проверили — вдоль и поперек — видите же, что я — не мент и не бандит, бояться меня не стоит.
— Хорошо, — махнула пистолетом женщина. — Давайте живее… Только учтите — дверь в ванной тонкая — пуля ее прошьет — не заметит даже.
— Учту-учту, — буркнул Обнорский и скрылся в туалет, невольно вспомнив мужской анекдот про «самый большой кайф». В ванной он заодно ополоснул лицо холодной водой и, обретя наконец некое душевное равновесие, вернулся в комнату.
Брюнетка по-прежнему стояла у кровати и сжимала в руке пистолет. Андрей вежливо кивнул ей и поинтересовался:
— Ну что — мне опять — на пол садиться? Или, может быть, начнем как-то по-людски общаться? Что скажет израильская сторона?
Спрашивая, он сделал незаметный шажок вперед… А потом еще полшажочка. Женщина смотрела ему в лицо и, успокоенная его шутовской манерой речи, ничего не заметила. Тем не менее, она не предложила Обнорскому стул:
— Давайте-ка пока на пол… До полного прояснения расклада.
— Как скажете, — Серегин послушно кивнул, разочарованно развел руками и вдруг резко согнулся, застонав, словно от боли в паху.
Брюнетка инстинктивно подалась к нему, наклонилась, чтобы посмотреть — что такое стряслось с ее гостем. Это она сделала зря — впрочем, женщин всегда губят любопытство и жалость, даже самых умных, даже самых битых жизнью…
Обнорский упал на колени, наклонившись вперед — этим движением он окончательно сократил дистанцию между собой и Рахиль… Расчет Андрей строил на том, что после «туалетной» сцены женщина расслабилась, поверила ему, а потому — вышла из состояния психологической готовности к стрельбе… Казалось бы — чего там дел-то — на курок нажать, только пальцем шевельни и бабахнет… Ан нет, не все так просто — для такого небольшого усилия требуется большая концентрация воли — даже для профессионала… А хозяйка номера, хоть и была женщиной умной и хорошо развитой физически — но к категории профессиональных стрелков явно не относилась…
Серегин в одно неуловимо быстрое движение ударил ребром левой ладони под правую кисть брюнетки, заставив ее разжать пальцы на оружии — мгновением позже пистолет уже перекочевал в его руку, а сама Рахиль, подброшенная правым плечом Андрея, отправилась в красивый полет, завершившийся на кровати. Женщина упала на спину — ногами в изголовье, но сразу же перевернулась на живот и отпрянула назад, глядя расширившимися глазами на довольно ухмылявшегося Обнорского. После неожиданного кувырка полы белого махрового халата на теле брюнетки разъехались, и взгляду Андрея явились редкой аппетитности ноги (да и мелькнувшая грудь была очень даже ничего).
— С приземленьицем, сударыня, — издевательски сказал Серегин, пижонски помахивая пистолетиком — в его клешне оружие казалось совсем крошечным…
— Ах ты, сука! — прошептала женщина, сверкая своими зелеными глазищами — в этот момент она очень напоминала разъяренную лесную кошку, готовую вцепиться ногтями в противника.
— Цыц! — коротко рявкнул Андрей и выдвинул вперед нижнюю челюсть, придавая своему лицу тупой и злобный вид. — Я тебе щас покажу, кто тут сука! Ща как отымею — будешь знать, как на боевого командира с пукалкой кидаться!! Шпиенка еврейская! Лежи смирно, тварь, а я пока решу — сразу тебя к Антибиотику тащить или побаловаться сначала — для порядку… А?! Рада небось будешь, с Палычем-то свидеться? А?! Старик-то обрадуется — не то слово… Лежать, я сказал!!
Как только брюнетка услышала кличку «Антибиотик» — ее словно током дернуло, она отшатнулась к стенке, по лицу ее пробежала судорога, а в глазах плеснулось такое отчаяние, такая боль, что Серегин немедленно решил прекратить балаган — в конце концов, самолюбие его и так уже было вполне удовлетворено, покуражился он всласть, показав гражданочке, кто, собственно говоря, в лавке хозяин… Плюс — «пробил» эту липовую израильтянку на Палыча — она явно знала, кто такой Антибиотик и — мало того, что знала — еще и совершенно точно не стремилась к встрече с ним…
Андрей вздохнул, возвращая своему лицу нормальное выражение, и спокойно сказал:
— Ладно, девушка… Хватит нам дурака валять… Вы уж извините меня, что я вас не совсем тактично в кроватку отправил, — но меня, честно говоря, нервирует, когда в мою тушку стволом тычут… Пусть даже такая обворожительная женщина, как вы и таким, — Серегин хмыкнул, глянув на пистолетик, — декоративным оружием…
Хозяйка номера молча смотрела на Обнорского и выражение доверия на ее лице появляться явно не спешило… Что же — понять ее было можно, данный гость за пятнадцать минут трижды менял свой поведенческий имидж, причем каждый, нужно отметить, был достаточно убедительным… Кто мог поручиться за то, что этот черноволосый парень снова не играет, не «разводит» ее?
— Значит так, — продолжал между тем Обнорский, доброжелательно улыбаясь. — Предлагаю «нулевой вариант»: никто ни в кого не целится, никто никого не бьет и не насилует…
Взгляд его автоматически снова упал на бедра брюнетки, но она сердито запахнула полы халата и поджала ноги под себя. Андрей ухмыльнулся и не удержался:
— Кстати — насчет того, что никто никого не насилует — оцените мою выдержку, гражданочка — ножки у вас, я вам честно скажу — просто обалдеть можно!
Женщина попыталась было сердито нахмуриться, но в глазах ее все-таки промелькнуло что-то похожее на улыбку — комплимент, он и есть комплимент, пусть даже и в таких неоднозначных обстоятельствах высказанный.
— Все-все, — закивал Серегин, — больше дурковать не буду… Начинаем разрядку и разоружение…
Он повертел пистолетик в руке (это был дамский бельгийский браунинг), выщелкнул обойму из изящной, отделанной перламутром ручки, потом передернул затвор и поймал на лету выскочивший из ствола патрончик — оружие-то, как оказалось, действительно было готово к бою… Андрей хмыкнул и загнал патрончик в обойму:
