Как здоровье Виктора Харитоновича? – спросила Ольга. Протасов печально улыбнулся:
Помер, батя. В 87-м еще. Года после Чернобыля не протянул.
Извини. Мне очень жаль.
Проехали, – сказал Протасов. – И что, твой Ростик, не одумался?
Куда там, – горько усмехнулась Ольга. – Он первым делом литературы домой нанес. По кришнаизму своему. Потом дружки появились. Точнее, они, видать, давно были, но, на первых порах, Нину Григорьевну побаивались. Сядут в комнате, и как давай медитировать… у меня Богдасик на руках, грудной, горит, температура под сорок, у самой мастит, я «03» набираю, а Ростик… – имя себе новое взял. Я и выговорить не смогу, без тренировки. Брахмавайвата… – Ольга напрягла лобик, – или… Брехмавата… в общем, Вата. Что тут поделаешь?
Вата? – оживился Протасов, – был такой авторитет. Недавно грохнули. – Но, Ольга, казалось, его не слышала.
Капище на кухне сложил. Представляешь?
Ой, неумный… – вставил Протасов.
И все твердил о переселении душ каком-то, о реинкарнации, что ли?
О чем? – Протасов подавился салатом.
О том, кем он в прошлой жизни был и кем будет в будущей. В общем, так допек этой своей реинкарнацией свекруху, что она выставила его вон. Вместе с дружками и капищем.
Круто, – оценил Протасов. – Но верно. Куда ж он, бедолага подался?
В монастырь…
В какой монастырь? – Протасов был готов брякнуть: «в женский?», но ее полные слез глаза удержали его от комментариев.
Чуть квартиру тому монастырю не отписал. Слава Богу, Нина Григорьевна не дремала.
А… – наконец, дошло до Протасова, и он вздохнул с облегчением. – Тогда ясно. Такие трюки я знаю. Типа лохатрона. Подбирают лопухов легковерных, психов неуравновешенных и все из них выдаивают, блин. Прибыльное дело. Реально.
Ольга посмотрела на него в замешательстве. Она не разделяла охватившего Валерку воодушевления.
Я не против веры, – поправился Протасов, – ты не подумай. Но, блин, без фанатизма, е-мое.
Без веры жить тяжело, – тихо проговорила она. – Но, чтобы так?
Человеку свойственно во что-то верить. В особенности, советскому человеку, взращенному под шаманские завывания марксистской идеологии, которая сама по себе ни что иное, как исключительно навязчивая, ортодоксальная и нетерпимая религия с Богом Ильичем на каждом углу, мощами в мавзолее, ангелами вроде Маркса с Энгельсом, и секретарями обкомов в роли помазанников господа на земле. Едва эту опостылевшую всем религию смело время, образовавшийся вакуум заполнился, чем попало. Всевозможными сектами, в том числе.
Хорошо хоть, со свекрухой повезло. – Сказал Протасов, направляя беседу в нужное ему русло.
Это уж точно, – со вздохом согласилась тренерша. – Нина Григорьевна – это что-то. Уникум. Маргарет Тэтчер в совковом варианте. Гвозди бы делать из этих людей, не было б в мире крепче гвоздей.
Конкретная?
Не то слово, Валерушка… Как бы тебе объяснить? Она принадлежит к тому редкому типу людей, которые, если тебе плохо, будут тащить тебя на горбу сколько потребуется и еще дальше. Что есть, то есть. Но, если, не приведи Господи, тебе хорошо…
Чего тогда? – насторожился Протасов.
Тогда она влезет и все тебе перепаскудит. Чтоб тебе стало плохо. А потом на горбу понесет. Понимаешь?
Кругом бегом, – неуверенно сказал Протасов.
Она всю жизнь карьеру делала. Ростик при ней то в яслях, то в садике, то в школе на продленке. Муж Нину давно бросил, так что Ростик рос без отца. Сын начальницы. Понимаешь, она конечно, заботилась о нем, и даже слишком. Но, не грела, что ли. Под юбкой, но не маменькин сынок. Все детство из сплошных запретов. Туда нельзя, а сюда быстренько, и в обязательном порядке. Хочешь на самбо? Значит, пойдешь на плавание. Любишь рисовать, берись за скрипку. Она же его и в НарХоз пристроила, хотя он хотел в ГВФ.
[66]
Небо нравится? Ну, будет тебе небо. Закачаешься… Когда Ростик меня встретил… – Ольга прервалась, потому что лицо Протасова побагровело.
Извини…
А, дальше валяй, – великодушно разрешил Протасов. – Чего уж там… Хули нам, кабанам?
Если тебе неприятно…
Нормально. Давай. Облегчи душу. Мы с тобой не чужие, все-таки.
Ольга благодарно сжала его гигантскую ладонь в своих, тоже не маленьких.
Спасибо… ну вот. Как он встретил меня, так сразу из-под ее опеки выпорхнул. Сказать, что Нина была против, это ничего не сказать. Она была взбешена. Из дома его выперла, под горячую руку. Надеялась, что испугается, и вернется. А он взял, да ушел. Ко мне ушел. Если честно, я до сих пор не знаю, что для него было важнее, обрести меня или от нее удрать. Наверное, все же, от нее.
Ну да, – мрачно согласился Протасов, припомнив ракетный полигон, знойные барханы и скрипучий песок на зубах.
Потом, конечно, когда Богдасик родился, Нина Григорьевна немного потеплела, сменила гнев на милость. В квартиру нас пустила. У нее трехкомнатная, на Прорезной. Две минуты, и на Крещатике. Мы с Ростиком, на первых порах, после общаги, в пригороде жилье снимали… – Ольга грустно вздохнула. Протасов, при упоминании общежития снова потемнел, но она не заметила, думая о своем. Своя рубашка, как говорится… – В общем, со временем стало немного легче. Наверное, Нина смирилась. Сначала-то, как к нам в гости приезжала, так Богдасика на руки, а по самой электрические разряды бегают. Как в динамо-машине.
Протасов хмыкнул.
Как же она вам хату протолкнула? – Они подошли к самому интересному. – Если такая жаба вредная?
Ольга пожала плечами. Стоило Ростиславу уйти из семьи, как положение дел кардинально переменилось.
Я думала, – призналась Олька, – что и мы с Богдасиком на улицу вылетим. Кто мы ей, в конце-то концов? А прописывать она меня сразу не захотела. Но… Нина взяла над нами шефство, причем, демонстративно так, знаешь ли. А от непутевого сына отреклась.
В натуре, отреклась?!
Заявила, что он ей не сын, а чертов идолопоклонник, и послала на все четыре…
А мне говорили, будто он в Зеландию свалил?
А… значит, и до тебя слухи дошли? Я так специально подругам сказала. Как Ростик исчез, вопросы пошли, как, мол, и что? Ростислав и вправду выехать мечтал, пока его переселением душ не пробрало. Документы бегал оформлял, анкеты покупал разные, в очередях толкался, по посольствам. Потом плюнул на все. Конечно, на кой ему Новая Зеландия, если он там и так в следующей жизни родится.
Ты-то как? – спросила Ольга за судаком, полагая, что Протасову пора хоть немного рассказать о себе. – Судя по машине, неплохо?
