«Если б пресс-папье говорить могло», – думала Мила Сергеевна, испытывая сильнейший позыв запустить им полковнику в голову. Но, ей снова пришлось утереться, дать себя успокоить и даже сделать вид, что болтовня о надежном милицейском прикрытии запудрила ей мозги.
– Вот и хорошо, – говорил Украинский, выпроваживая Милу Сергеевну из кабинета. – Значит, работаем, Милочка.
– Всего хорошего, Сергей Михайлович. – Мила переступила порог. – «Ну погоди, кретин несчастный. Я тебе попомню твои кагэбистские номера, работу вслепую и все такое… Сочтемся, придет время.
* * *
Описывается пятница 4-го марта.
После бесплодного визита к Следователю несчастный Василий Васильевич четверо суток безвылазно просидел взаперти. В сауну он являться не смел, памятуя угрозу Планшетова: «Чтобы духу твоего, толстый, там не было!» Да что там сауна? Бонасюк даже на лестничную клетку выглядывать опасался, ощущая себя последним защитником обложенного вкруговую бастиона. Однако, со временем выяснилось, что к длительной осаде он готов много хуже жителей древнего Карфагена.
[74]
Опустошив подчистую холодильник, прикончив запасенные Кристиной крупы, равно как и пару банок солений, Вась-Вась к концу недели, что называется, смотрел в глаза голоду.
До обидного быстро исчерпав тактические запасы, Бонасюк задумался о стратегических, которые хранились в гараже. И хотя гараж располагался под домом, несчастный Вась-Вась на рекогносцировку не спешил, опасаясь на каждом шагу засады и памятуя о том, что фуражиры живут не дольше саперов.
Вася решился подтянуть ремешок, и выждал еще несколько дней. Внутренние запасы организма позволили бы продержаться значительно дольше, но тут им завладело отчаяние. Растянутый желудок алкал пищи, от голода началось головокружение, а мужество готовилось покинуть Бонасюка. «У меня так, поистине скоро язваоткроется». Он где-то читал, как потерпевшие кораблекрушение моряки варили суп из яловых сапог. Вася посматривал на этажерку для обуви, а его живот громко урчал, наводя на мысли о проглоченном радиоприемнике.
В конце концов голод победил страх. Когда в пятницу Василий Васильевич выглянул из парадного, солнышко припекало по весеннему, а от сугробов остались рожки да ножки. Никто не набросился на него из кустов, и это обстоятельство добавило храбрости. Он осторожно двинулся к гаражу, то и дело озираясь по сторонам. К счастью, двор выглядел тихо и мирно. Без приключений достигнув гаража, Вась-Вась решился замахнуться на большее. Тем более, что консервы сидели в печенке.
– Поистине так, – сказал он, и зашагал по направлению к Минской площади, где было полно продуктовых ларьков. В кармане лежала прихваченная из дому стодолларовая купюра, которую требовалось разменять на купоны.
Уйдя в подполье зимой и вынырнув на поверхность погожим весенним полуднем, Василий Васильевич оплошал по части одежды. Теплое дутое пальто на лебяжьем пуху и добротные кожаные сапоги, столь полезные в мороз, превратили прогулку в пытку, а самого Бонасюка в белую ворону. Достигнув кантора, Вась-Вась дышал как астматик, а рубашку и трусы на нем можно было выжимать. Остановившись возле обменника, он обнаружил, что тот, как назло, закрыт.
– Вот, по истине, не везет, – вздохнул Василий Васильевич и рассеянно обернулся, не зная, на что решиться. Надпись «ТЕХПЕРЕРЫВ» в похожем на бойницу окошке оставалось трактовать, как угодно. Кассирша могла отлучиться пописать, или, к примеру, укатить на курорт.
Ближайший обменник находился на противоположном конце площади, и тоже мог быть закрыт. С канторами тех смутных времен частенько случались эпидемии «техперерывов», вызываемые то ожидаемым обвалом курса, то налетами фискальных структур, каких уже тогда развелось, будто вшей на бывалом солдате.
Но, не успел Василий Васильевич определиться, как перед ним, словно из-под земли, выросли два коротко стриженых молодчика в однотипных спортивных костюмах.
«Бандурины дружки… – мелькнула паническая мысль. – Вот, поистине, и все. Достукался. Вляпался, по честному». Как только самое страшное из ожидаемого сбылось, ноги Вась-Вася отсоединились от тела.
Справедливости ради следует добавить, что заступившие дорогу молодчики не имели к Андрею никакого отношения. Что, впрочем, не слишком облегчало положения. Ошибшись в личностях молодчиков, Бонасюк не промахнулся по сути – перед ним стояли обыкновенные уличные кидалы.
– Доллары, рубли, марочки, – пробубнил старший. – У Вас баксы или купоны?
Вася опомниться не успел, как оказался прижат к глухой боковой стене кантора. Вид и манеры молодчиков были откровенно босяцкими. И, тем не менее, Вася, сообразив, что к чему, все равно испытал облегчение. Эти были безопаснее головорезов Бандуры. У них не было ничего личного, а бизнес есть бизнес. Даже если он преступный.
– Сколько надо денег?
Бонасюк был вовсе не глуп. Но, он медленно схватывал на слету. Да и инициатива принадлежала ни ему. Действуя, словно сомнамбула, Бонасюк вынул из кармана новую хрустящую сотку.
– Дай, проверю, – старший меняла выдернул купюру из его вялых пальцев, поглядел в доброжелательное лицо Бена Франклина и принялся ловко сворачивать банкноту трубочкой.
Наступил тот самый, преломленный в призме современности момент истины, не раз описанный в книгах о диверсантах и героических офицерах СМЕРШ.
[75]
Будь на месте Бонасюка Протасов, он бы уже махал кулаками.
– Я, по истине… – начал Вась-Вась, нутром почуяв недоброе.
И тут чья-то цепкая пятерня улеглась ему туда, где у некоторых граждан располагаются трапециидальные мышцы шеи, а злой голос пролаял в ухо:
– Милиция! Всем стоять. Незаконный обмен, да?!
Возникший за спиной гражданин в спортивном костюме был похож на милиционера, как картина абстракциониста на подпись под рамкой. Но, не даром говорят, что у страха глаза велики. И потом, кто эту милицию разберет, на кого она сейчас похожа. При появлении «блюстителя закона» старший меняла закричал насквозь фальшивым голосом:
– Да кто меняет, гражданин начальник?! Никто ничего не меняет.
И сунул Бонасюку свернутую трубочкой сотку, которая, естественно, была долларом. Что само по себе было щедро, если не сказать великодушно. Обыкновенно кидалы довольствовались ксерокопиями или, на худой конец календариками, выполненными в виде настоящих купюр и продающимися на каждом углу.
Понимая, что обманули, Вась-Вась тем не менее схватил «сотку», именуемую в просторечии «куклой». Валютчики кинулись в разные стороны. «Милиционер» на секунду задержался. Это его и сгубило. Это, как станет ясно несколько позже, круто изменило и судьбу самого Вась-Вася. Да и не его одного. Идти бы Бонасюку домой за новой соткой, если бы у кантора не появилась настоящая патрульная машина. Милиционеры посыпались из «бобика», и вскоре все участники сцены были задержаны. Кроме младшего валютчика, проявившего невероятную прыть.
