– Как ты сказал? – оторвался от размышлений Кряжин. – Почему странное?
– Одно дело, когда охранника убивают на клиенте, и совсем другое, когда его отзывают, чтобы убить. Значит, они знали, что парень действительно готов отдать за мальчишку жизнь. Вот это и странно. Я знаю много телохранителей. Среди них есть те, кто охраняет известных людей, однако… Однако они не самураи же! Иван Дмитриевич, не за идею же им умирать и не за родню…
– Вот именно, – пробормотал, втыкая палец в висок, следователь. – Не за родню. Тонко подмечено – не самураи…
Закончив с осмотром и допросами всех, кого счел нужным привести к следователю Саланцев, и признав в них свидетелей, которые по делу вряд ли могут являться таковыми, Кряжин уложил толстую папку под мышку и вышел из прокурорской «Газели». Такова следовательская жизнь. Даже если нет никого, кого можно допросить, нужно обязательно с кем-нибудь поговорить. Это как работа дворника, который утром обязательно примется мести тротуар, даже если он чист. И опять же – Его Величество Случай. Среди двух десятков собеседников всегда найдется тот, который вдруг вспомнит, что вчера, около десяти часов утра…
Но на этот раз Господин Случай работал в другом административном округе столицы.
Телефон зазвонил, когда Кряжин вышел из «Газели».
– Иван Дмитриевич, – сдавливая накипевшую неприязнь, Елец старался быть предельно учтивым, – вас ожидает в моем кабинете Ян Михайлович Трошников.
– Он расположен к разговору?
На том конце связи послышалось какое-то движение, и следователь услышал другой голос. Без тени нервозности, совершенно ровный и абсолютно усталый.
– Иван Дмитриевич, я жду вас. Наверное, я был неправ и чересчур официозен. Вы правы. Вы не обязаны отчитываться в условиях отсутствия контакта.
– Я еду, – сказал Кряжин.
И через сорок минут был в кабинете Ельца.
Коля никогда не бывал ни в каких домах, кроме своего. Не знал, что дома похожи своими подъездами, лестницами и даже запахами, а потому в первое мгновение, когда его заводили в дом сутки назад, ему показалось, что его привезли домой.
Та же прохлада подъезда. Напоминающий домашний стремительный лифт. Знакомые лестницы.
Единственное, что было чужим, – запах внутри квартиры. Там пахло краской, деревом и еще чем-то, отчего в первые часы болела голова.
– Я хочу в туалет, – громко сказал он, несколько раз ударив по двери комнаты ногой.
Дверь распахнулась, на пороге появился Феликс.
– Ты уже три раза сегодня ходил.
– А ты сколько? – смело спросил Коля.
Феликс подумал, дотянулся рукой до какого-то предмета слева и забрал с него знакомую куртку с капюшоном.
– Она воняет, – буркнул Коля.
– Переморщишься, – не слушал мальчишку Феликс, натягивая на его голову капюшон.
Пообещав обязательно сказать папе, чтобы тот направил Диму свинтить этому наглецу голову, Коля уныло поплелся привычной дорогой…
– Я был неправ, – сказал представитель. – Задавайте вопросы. Буду рад, если смогу вам помочь. А после, если вы позволите, я поеду в больницу к родственнику и сестре.
– У меня только два вопроса, – признался Кряжин. – Каковы перспективы рассмотрения жалобы Устимцева в Европейском суде?
Трошников сжал веки и резко их расслабил.
– Никаких.
– Когда назначено рассмотрение жалобы?
– Сегодня суббота? – тихо уточнил, глянув на наручные часы, представитель. – В следующую пятницу.
– Спасибо, – следователь подхватил папку и встал со стула.
– Надеюсь, вы понимаете, что я не в силах выполнить требования похитителей? – бросил ему в спину представитель. – Даже при том условии, что речь идет о спасении жизни ребенка! Что я не в силах сделать это даже при том условии, что речь идет о спасении жизни мальчика, которого я люблю, как сына, моего племянника?!!
– Надеюсь, вы понимаете, – Кряжин остановился и разглядел в глазах Трошникова ужас, – что для преступников это не играет никакой роли? Вы понимаете, что его убьют в любом случае?
– Боже мой… – совсем не по-судейски пробормотал Трошников и убрал от зажмуренных глаз очки.
– И просьба у меня к вам тоже только одна. Не говорите о том, что не в силах помочь, ни Альберту Артуровичу, ни своей сестре.
– Но, быть может, они не убьют Колю… Может быть, если они получат то, что им нужно…
Услышав это, Кряжин слегка покачал головой и вышел вон.
И для Ельца так и осталось непонятным, отчего Кряжин смолчал. Положительно, он – хам!
У него осталось шесть дней. А всего их было семь, если учесть день минувший.
Глава восьмая
День второй
Он начался с того, что Кряжин снова предъявил документы дежурному по «Лефортово». Тот просмотрел их бывалым взглядом, с каким изучают водительские права государственные автоинспекторы, вернул и нажал под столом кнопку. Замок на входной двери загудел, громко лязгнул, и в сторону следователя подалась тяжелая створка. Сколько раз он проделывал эту процедуру, позволяющую зайти внутрь? Сотни раз. А сколько при подобных обстоятельствах? Впервые!..
Сегодня Устимцев был менее приветлив, но все так же учтив. Опять поздоровался первым (хотя Кряжин собрался его опередить), сел по приглашению и снова задымил английской сигариллой с ароматом вишни.
– Вы напрасно так резко реагируете, Вениамин Геннадьевич, – начал разговор следователь. – Я тут не по воле людей, мечтающих увидеть вас в колонии строгого режима. Все, что меня заботит, это судьба маленького мальчика, с которым в данную минуту неизвестно что происходит.
– У вас есть телефон? – не вынимая сигариллы из губ, спросил Устимцев. Он сидел, уложив локти на стол, и в глазах его светилось неизвестное следователю решение. – Дайте мне его.
В другой раз Кряжин улыбнулся бы после этой просьбы. Или, сочтя за безделицу, продолжил разговор. Но это был совсем иной случай…
А потому опустил руку в карман, вынул трубку и положил на стол перед собой.
– Куда вы хотите звонить?
– Альберту Артуровичу Кайнакову. Телефона его я не знал, если вас это интересует. Узнал его сегодня. Через своих адвокатов и купленную тюремную охрану. Хотите еще что-нибудь честное от меня услышать?
– Валяйте. – И Кряжин, сам не понимая, прав ли в этом, толкнул телефон в сторону Устимцева. – Да только номер его изменился.
И он назвал несколько новых чисел. Чуть щурясь, чтобы лучше запоминалось, Устимцев зажал зубами сигариллу и стал нажимать на кнопки. Когда услышал, что произошло соединение, бросил дымящийся окурок в банку.
– Альберт Артурович, здравствуйте, – арестованный олигарх, в отличие от олигарха свободного, выглядел спокойным и рассудительным. – Нет, вы ошиблись… Это не Иван Дмитриевич, хотя формально вы правы, трубка его. Это Устимцев. Что?.. Нет, я не смогу вам отдать Колю. По той причине, что у меня его нет. И у моих людей, уверяю вас, тоже.
