– Что ты сказал? – мертвыми губами прошептала Кайнакова. – Ты нашел способ уверить меня в том, что решать в Европе вопрос тебе все равно бесполезно?..
Трошников встал из кресла и отошел к окну. «А если попробовать? На фоне невозврата одного, невыдачи другого… недоверия к российскому правосудию…»
– Я буду решать этот вопрос в суде, Геля, – старший брат подошел к сестре и мягко поцеловал в голову. – А сейчас прости, мне нужно ехать.
Он вдруг почувствовал острую необходимость встретиться с Кряжиным. В таком состоянии можно совершить любую ошибку. Сейчас он думал, отключив рассудок. Трошников любит сестру, своего племянника и доверительно относится к его отцу. Но при всем этом ему сейчас очень захотелось увидеть беззастенчивого, в какой-то мере даже наглого, но уверенного в себе следователя по фамилии Кряжин. Несколько часов назад тот своим вызывающим поведением внезапно смел перед представителем все условности. И сейчас словно звал к себе, уверяя, что так будет лучше для всех.
Глава девятая
День клонился к вечеру. Неприятное чувство от того, что удача почти была в руках и потом так глупо из них выскользнула, действовало на Кряжина не так сильно, как на Саланцева. «Муровец» каждые двадцать минут вслух вспоминал об ошибке, проклинал свою память, хотя в данном случае она была ни при чем – виновато соображение, – и всякий раз заставлял следователя вздрагивать, оглашая салон машины восклицаниями.
– Успокойся, – не выдержал, в конце концов, Кряжин. – Неужели подобная неудача случилась у тебя впервые? У меня, в бытность мою следователем районной прокуратуры, бандюки раза три или четыре прямо из наручников выскальзывали. Один через балкон, другой из окна электрички, еще один из окна кабинета. Спрыгнул, а потом посмотрел – куда. И стоял он так, бедолага, посреди козырька на шестом этаже здания, пока его оттуда пожарные не вытащили.
Уже подъезжая к прокуратуре, Кряжин вынул из кармана блокнот, а из него вырвал листок. Набросал пару строк и оставил на панели насквозь прошитого пулями «Форда».
– Это задание. Отдельное поручение, Андрей. За моей подписью. Все, что меня интересует, это полный послужной список бизнесмена Кайнакова и бизнесмена Устимцева. За десять последних лет.
Он просил Саланцева выполнить задачу лично. Пусть на все уйдет несколько дней. Уже неважно, сколько. Шесть дней… Точнее, уже чуть больше пяти, Коля будет жить. Проверять это будет Кайнакова. Сегодня, когда от нее вышел Трошников, и она позвонила следователю с просьбой заверить, что Колю не убьют, «если Ян договорится», Кряжин заверил. Коля обязательно вернется, если «Ян Михайлович сделает свое дело так, как умел всегда». А после, перезвонив на новый мобильный, велел ей передать похитителям, что сделка действительна лишь в том случае, если они будут каждый день давать женщине возможность говорить с сыном.
– Чтобы не было глупостей, – сказал ей следователь, – предупредите их, что во время каждого ежедневного разговора вы будете задавать сыну по одному вопросу, ответ на который знает лишь он один.
И в следующий раз, когда те позвонили, она спросила:
– Коленька, милый мой, на какую рубашку ты месяц назад разлил шоколад?
– На бирюзовую, мама, с далматинцами, – тут же ответил мальчишка.
– Вот сука, какая хитрая! – восхитился, отрываясь от параллельной трубки, Феликс. Он тогда еще не знал, что ему придется осуществлять заплыв через Москву-реку. – И это хорошо, что они нас в лицо не знают.
– Это не она хитрая, – презрительно глядя на недавнего подельника по похищению, говорил Француз. – Это у следователя с головой все в порядке.
И сейчас, сворачивая листок и пряча его в карман, Саланцев внимательно слушал Кряжина, уже давно привыкнув к тому, что несерьезные вещи из уст следователя вылетают редко. Но и тогда они бывают исключительно к месту.
– Андрей, меня интересуют все командировки этих двоих людей. Все сделки и связи по ним. Но я обещаю облегчить твою задачу на две трети, – посмотрев на раздутые щеки сыщика, заверил Кряжин. – Ты сделаешь все выборки и принесешь мне. Поиск и выводы я буду делать сам. Просто холодная информация. Констатация фактов. Ты меня понял?
Когда ночь опустилась на Большой Факельный, Кряжин сунул за пояс пистолет, унесенный им сегодня из рабочего сейфа домой, проверил документы и вышел на улицу. Через минуту он уже садился в такси, чтобы быстро выйти из него, предварительно рассчитавшись, на Малой Бронной. Там он пересел в другое такси и повторил свою выходку уже на Большой Никитской. Пересек ее, скрылся во дворах, где не было проезда для машин, и вошел в Столовый переулок.
И снова взял такси, которое покинул в пятнадцати минутах хотьбы от дома Кайнаковых.
«Мицубиси-Диамант», преследующий его от самого дома, потерял Кряжина на Большой Никитской. А человек, выпрыгнувший из иномарки, в Столовом переулке.
Через десять минут, поднимая голову от пахнущего мочой асфальта, он дикими глазами посмотрит вокруг и обнаружит себя между мусорным баком и сеткой-рабицей, натянутой в качестве ограждения помойки.
«Что за черт?» – хотел сказать он, но смог произнести только:
– Бу-бу… бу…
Его найдут через двадцать минут. Подойдя к нему, человек из «Мицубиси-Диамант» наклонится, щелкнет зажигалкой и с удивлением спросит:
– Он что, вычислил тебя?
Тот пожмет плечами и, сходя с ума от боли в голове, кивнет на пустое запястье руки и на мобильный телефон в руке старшего.
Старший выпрямится и быстро наберет на телефоне номер:
– Феликс, идиота, которого ты выделил нам для наружного наблюдения, взяли на «гоп-стоп» какие-то лохи в Столовом. Сломали челюсть, отобрали часы и сотовый. Клиента он, естественно, упустил.
Феликс выругается и велит группе, которая «вела» Кряжина, следовать на базу. Отработанная система – набирать исполнителей из случайных людей начала давать сбои. Сначала куда-то исчезло трое кретинов, которых послали на всякий случай убирать Арманова, сейчас нанятый для «наружки» воришка из Тушино попал под пресс уличных хулиганов. Да и сам Феликс… Давно не плавал он так, давно!
Почти дойдя до дома Кайнаковых, Кряжин свернул к мусорному баку и выбросил в него часы. Телефон оставил при себе, решив по возвращении изучить список абонентов, пока мобильник не отключился.
Красивый дом. Удивительно, но Кряжину никогда не хотелось в таком поселиться. Не потому, что у следователя было предубеждение к элитному домостроению и изящной планировке, а по той простой причине, что он ни за что не согласился бы продать свою однокомнатную, куда после дежурства когда-то возвращался к своей жене его прадед, околоточный надзиратель Евграф Кряжин. Квартиру он оставил деду, а дед завещал ее молодому следователю Ивану Кряжину. Интересно, «пасли» сорокалетнего Евграфа в его время так, как сейчас «пасут» его потомка?
«Вот он, дом. Я хочу похитить сына одного из богатейших людей России и сыграть на этом наполовину политическую, наполовину криминальную партию. Что я должен знать, чтобы меня не убили уже в подъезде?»
