– Германия занимает не последнее место в рейтинге производства и продажи каменного угля. Рурский бассейн, если вы понимаете, о чем я говорю. Я летал в Рур по приглашению немецких коллег.
Потом Кряжин задал еще три вопроса, а Кайнаков на них ответил. Поскольку вопросы задавались в логической последовательности по отношению к полученным ответам, пояснения Альберта Артуровича можно было объединить в короткий рассказ.
Месяц назад от одного из сопредседателей корпорации «Рур», что на востоке ФРГ, к президенту «Транс-Уголь» поступило приглашение для посещения указанной страны. Цель – обмен опытом по добыче угля. Там же предполагалось определить сферы деятельности, в которых были бы заинтересованы обе стороны. Корпорация «Транс-Уголь» – серьезное предприятие мирового значения, и от ее политики в том числе зависят доходы и будущее остальных разработчиков этого вида топлива. На совещании Кайнакову поступило предложение объединить «Рур» с «Транс-Углем» и этим укрепить позиции двух корпораций. Объединение означало монополию и, как следствие, увеличение прибыли. Вчерашним числом Альберт Артурович подписал договор о намерениях и взял короткий тайм-аут для принятия окончательного решения.
Весть о том, что его сын похищен неизвестными, застала Кайнакова в Шереметьево, как только Альберт Артурович выехал с территории, прилегающей к терминалу.
– Кто знал о вашей командировке в Германию? – Кряжин пожевал губами, отмахнулся от наплывающей на него занавеси дыма и с чистой совестью вынул из кармана пачку «Лаки Страйк».
– Все, – нервно усмехнулся, разведя руками, Кайнаков. – Когда президент летит в командировку, об этом знает даже секретарь директора дочерней компании в Иркутске!
– Это смотря какой президент, – оторвался от записей следователь, – и смотря чего. А кому могла помешать ваша сделка с «Руром»?
На лице Кайнакова появилось обезображенное ехидством веселье.
– Тоже всем. Какую компанию в России и за рубежом не назовете, всем эта сделка была не на руку. Пытаетесь вычислить вероятное направление удара? Компас представляете? Так вот, с каждого румба по три раза.
Странный разговор происходил в одном из домов жилого комплекса «Алые паруса». Человек, у которого похитили сына, разговаривал с вызовом и заставлял следователя, пришедшего к нему на помощь по его же вызову, тратить время на обдумывание совершенно ненужных деталей. Сам же следователь, покуривая в квартире, лишившейся наследника, представлял собой живой образчик уставшего от исполнения должностных обязанностей чиновника.
Кряжин ждал Саланцева.
Ангелина Викторовна вдруг тонко завыла. Заголосила, вытянув губы трубочкой, как обиженный щенок.
– Вы его никогда не найдете… Он пропал… Мой мальчик пропал навсегда…
– Геля, не нужно, – гладил ее по голове, косясь на следователя, Кайнаков. – Мужайся, Геля… Я верю, он жив.
Она уже почти поверила мужу, но тут вмешался Игорь Сидельников, старший оперуполномоченный МУРа, капитан милиции, невозмутимый человек.
– Вы вот, женщина, – сказал Игорь, – напрасно так плохо отзываетесь о наших способностях. И потом, преступления против детей со стороны властей в отношении лиц, их совершивших, всегда карались особо жестоко.
Даже Кряжин с первого раза не понял, что именно хотел этим сказать решивший развеять разговорную тоску опер. То ли власти с особой жестокостью карают детей, то ли лица, совершившие преступления против детей, караются властями весьма жестоко.
– Был такой Жиль де Рец, – пояснил капитан милиции, – это сподвижник Жанны Д'Арк, если вы не знаете. Во времена великой смуты он растлил и убил собственными руками сто сорок детей. И что вы думаете? Его уличили, повесили на центральной площади Орлеана, а после труп сожгли. А вы говорите – никогда не найдем. Найдем, гражданка, и призовем к ответу!
Ангелина Викторовна без всякой надежды ее мужа на возвращение в сознание сползла с резного стула и ударилась головой оземь. О паркет «Таркетт», если говорить более точно.
Спокойствию в квартире на двадцать четвертом этаже пришел конец. Совместными усилиями гувернантки, Альберта Артуровича и его телохранителя Ангелину Викторовну переместили в спальню. В адрес Сидельникова сыпались резонные выпады, и даже Кряжин, который до сих пор был немногим из тех, кто сохранял спокойствие духа, чуть покраснел лицом.
– Ты, Игорек, если еще какие исторические факты вспомнишь, – шептал он, поднимая с пола фужер ударившейся в беспамятство молодой супруги, – так не стесняйся. Главное, чтобы они такими же яркими были.
Однако вместо того, чтобы все испортить, капитан полностью разрядил обстановку. В гостиной остались Кряжин с Кайнаковым, сам опер и телохранитель, которого, впрочем, следователь выставил из комнаты уже в следующее мгновение.
– А чем для остальных угольных компаний плоха ваша сделка с германцами? – спросил он.
– Мы поставляем в Европу дешевый уголь.
Альберт Артурович налил себе добрую порцию виски из квадратной бутылки и залпом выпил.
– Они инвестируют реанимацию шахт на Кузбассе.
Налил и выпил еще.
– Мелкие компании разоряются, и мы тут же выкупаем их собственность. Через пять (максимум – семь) лет в Европе и на Востоке будет одна корпорация, владеющая третью мировых угольных запасов…
– Нет, нет, – вмешался в ход событий Кряжин. – Больше не пейте. Вы не забыли, что у вас не контрольный пакет акций украли, а сына?
– Я помню, – ненавидящим взглядом пронзая тяжелые портьеры, выдавил Кайнаков. Однако стакан, такой же квадратный, как и бутылка, в покое оставил.
– Это все, что вы могли рассказать мне о вашем бизнесе?
– Все.
Кряжин легко спружинил от кожаного кресла и снова приблизился к бесконечной стене, увешанной золотистыми рамками.
– Вот этот – из администрации Президента. Этот – тоже, – касаясь пальцем каждой рамки, следователь двинулся вдоль стены. – Это советник мэра по вопросам градостроительства, начальник комитета по строительству. Депутат Государственной Думы от партии «Единение»… Депутат от фракции социалистов-демократов… Вы в обнимку с замминистра путей сообщения и карпом в другой руке… С представителем России в Европейском суде по правам человека…
Постояв еще минуту, он вернулся на место и кивком головы остановил ворвавшегося в комнату Саланцева – тот, прогибаясь, заносил коробку с торчащими из нее проводами и антеннами. Сзади него шествовал спец из отдела «Р».
– Вот я и думаю, Альберт Артурович, – с неподдельным любопытством рассматривая, как спец ввинчивает в разъемы штепселя, следователь заканчивал предложение, начатое еще у стены, – все ли вы мне рассказали? Давайте посмотрим на ситуацию моими глазами. У почтенного человека, имеющего вес и в стране, и за рубежом, похищают ребенка. Дабы не смущать вас юридическими формулировками, сразу поясню, что расследованием этого дела в принципе должно заниматься Управление по борьбе с организованной преступностью. Во взаимодействии с оперативно-разыскным бюро. А меня вызывает начальник следственного Управления Генеральной прокуратуры Смагин, которого я, кстати, не нашел ни на одной из фотографий, и сообщает, что расследование данного преступления поручено мне. И находится под контролем Генерального прокурора, – следователь прервался только для того, чтобы в полной тишине щелкнуть зажигалкой. – Ну, ладно: к Генеральному прокурору что не попадет, сразу оказывается у него под контролем. Специфика такая. Но я так и не понял, почему у него под контролем оказалось дело, место которому в руках дознавателя УБОП?
