* * *
(Личное)
Его Превосходительству Витторио Марашанно.
Личные апартаменты.
Королевская Префектура Монтелузы.
Дорогой Марашанно,
спешу заверить Вас, что меня искренне обрадовало Ваше письмо от 10 мая с.г., из которого я узнал об улучшении Вашего здоровья, пострадавшего в результате злополучного падения.
Сразу, и со всей откровенностью, перехожу к делу.
Из разных источников мне стало известно об аресте некоего Дженуарди Филиппо из Вигаты, произведенном якобы по Вашему произвольному настоянию.
Я распорядился тщательно проверить полученные сведения отнюдь не с целью подвергнуть сомнению Ваши действия, но для того, чтобы спасти Вас от невольных ошибок в то время, когда наше Правительство ставит перед собой задачу всеобщего примирения.
Проверка показала шаткость (если не ошибочность) доказательств, на которых построено Ваше обвинение. Для меня несомненно, что Вы были введены в заблуждение ложной информацией.
Вы знаете, что это я, желая сделать приятное весьма дорогому мне Человеку, способствовал, как говорится, Вашему вступлению в карьеру и помогал Вам, когда Вы делали первые неуверенные шаги на новом для Вас поприще. Поэтому я считаю себя в праве дать Вам отеческий совет: в Ваших интересах добиться немедленного освобождения Дженуарди, если за ним нет политических преступлений. Если же они за ним есть (кажется, это так), Дженуарди должен оставаться в тюрьме, однако нельзя допустить, чтобы он выглядел жертвой Государства в лице того, кто Государство представляет.
Я распорядился motu proprio
[6]
предоставить Вам месячный отпуск для полного выздоровления.
С сердечным приветом
Джузеппе Сенсалес.
КОРОЛЕВСКАЯ ПРЕФЕКТУРА МОНТЕЛУЗЫ
Префект
Гранд-офицеру Помпилио Трифиро,
Судье Палермского Уголовного Суда.
Монтелуза, 19 мая 1892 г.
Предмет: Дженуарди Филиппо
Господин Судья,
довожу до Вашего сведения, что сего дня мною отдано распоряжение о незамедлительном отзыве обвинений Дженуарди Филиппо в подрывной деятельности, нарушении общественного порядка, умышленном поджоге, попытке мошенничества с целью нанесения ущерба страховому обществу «Фондьярия Ассикурацьони».
Причиной перечисленных обвинений послужила халатность Командира Вигатской Части Королевских Карабинеров, который, к сожалению, не только перепутал двух разных людей, но и заподозрил Дженуарди в совершении ряда преступлений с корыстными целями.
Вы, несомненно, поймете, чего стоит мне отказ от своих обвинений, однако «amicus Plato, sed magis arnica Veritas!».
[7]
Прошу прощения за беспокойство.
Ваш
Префект Монтелузы
(Витторио Марашанно).
ГЛАВНОЕ КОМАНДОВАНИЕ КОРПУСА КОРОЛЕВСКИХ КАРАБИНЕРОВ
Командующий Сицилийским Округом
Лейтенанту Иларио Ланца-Скокка,
Часть Королевских Карабинеров.
Вигата.
Палермо, 10 июня 1892 г.
Лейтенант!
По причинам, мне неизвестным, которые, однако, будут установлены в результате расследования, начатого сегодня по моему указанию, Вы не только совершили необдуманный поступок в отношении Префекта Монтелузы, но и спровоцировали насмешки в адрес высокопоставленных Представителей Государственной Власти.
Ваше недостойное поведение дает мне основание применить к Вам следующие меры:
Объявление строгого выговора с занесением в Личное дело.
Арест на 20 (двадцать) суток.
Перевод не позднее 30 августа с.г. в Ористано (Сардиния), в распоряжение Командира местной Части Королевских Карабинеров.
Командующий Округом
(Карло Алъберто де Сен-Пьер).
Говорят (6)
А
(Адвокат Орацио Русотто)
…и, стало быть, мне остается извиниться за эту преамбулу, не имеющую прямого касательства к данному процессу… Боже мой! Неужели я только что сам это произнес? Господин председатель! Господа судьи! Прошу вас, помогите мне! Неужели я сам так сказал: «не имеющее прямого касательства»? Признаю, я ошибся, господа! Никогда еще адвокату Орацио Русотто не приходилось во всеуслышание признавать, что он ошибся, что он допустил грубейшую ошибку! Ибо все, сказанное мною до настоящей минуты, имеет к данному процессу прямое, самое прямое отношение. Ибо, как мой подзащитный из-за простой путаницы в именах превратился в крамольника, в смутьяна, для которого не существует ни Бога, ни Родины, ни Семьи, точно так же, повторяю и подчеркиваю, мы рискуем здесь превратить благородный альтруистический поступок Дженуарди в преступное деяние.
Опасность судебной ошибки, господа, грозит любому процессу. Вопрос, который в мыслях, в сердце, в душе задает себе каждый человек, отправляющий правосудие, и который делает бессонными его ночи, всегда один и тот же: не ошибаюсь ли я?
Посему, дабы избежать малейшей ошибки, я собираюсь строго придерживаться твердых фактов.
Свидетель Патанэ Джованни, торгующий с лотка овощами и фруктами рядом с подъездом дома, где проживает господин Ла Ферлита, показал под присягой, что видел, как Дженуарди достал револьвер и выстрелил в воздух.
Свидетельница Каннистрелло Паскуалина, бродячая торговка, показала под присягой, что видела Дженуарди, когда тот «бабахнул в пташек», как она колоритно выразилась, желая сказать, что он выстрелил в воздух.
Должен ли я испытывать ваше терпение, утомляя списком еще из семи свидетелей, единодушно показавших под присягой то же самое? Неужели все эти люди, кем бы они ни были, нарушили присягу? В таком случае я официально призываю вас, господин прокурор, привлечь их к ответственности за дачу ложных показаний.
Коль скоро вы этого не делаете, значит, свидетели сказали правду и мой подзащитный действительно выстрелил в воздух.
Перейдем теперь к показаниям тюремного стражника, задержавшего Дженуарди. Стражник показал под присягой, что в момент выстрела он выбирал груши на прилавке свидетеля Патанэ и обернулся только после того, как услышал выстрел.
Дженуарди он увидел, когда тот — привожу его точные слова — «опускал руку, в которой был револьвер», и посему не может сказать, стрелял ли Дженуарди в воздух или в Ла Ферлиту. Из его показаний явствует также, что при задержании стрелявший не только не оказал сопротивления (а ведь в руке у него еще дымился револьвер, тогда как стражник не имел при себе оружия), но выглядел совершенно безучастным, будто свалился с неба.
