Холидэй насмешливо хрюкнул.
— Ты меня не напугаешь, Арни. Тебе меня не побить. Так что почему бы тебе не собраться и не поискать подворотню, в которой ты прихватишь какого-нибудь бедного ублюдка, задолжавшего тебе три доллара?
Улыбка Ротштайна растаяла, и его лицо стало холодной, ничего не выражающей маской.
— Я тебя не побью, а? Что же у тебя, мальчик Джонни? Королевский флэш?
— Положи еще тысячу и увидишь.
Жестко глядя на него сверкающими глазами, Ротштайн легким движением залез в карман брюк и достал оттуда самую большую и толстую пачку денег, которую когда-либо видел Эл.
Сняв с нее резиновое кольцо, он принялся пересчитывать сотенные купюры, считая вслух.
Много времени, целая вечность… потому что Ротштайн не остановился, пока не отсчитал сто.
Сто тысяч долларов.
Холидэй нахмурился. У него был такой вид, будто он готов расплакаться.
— У меня нет столько денег. По крайней мере, при себе.
Ротштайн оглядел его и махнул одной рукой, убирая другой оставшуюся пачку денег.
— У тебя есть это заведение, не так ли? И все говорят, что у тебя половина всех запасов выпивки Нью-Йорка.
— Моя выпивка сейчас не в деле, — пробормотал Джонни.
Теневой властитель Манхэттена наклонился вперед, его глаза горели, но тон был вполне рассудительным:
— Значит, если, скажем, ты проиграешь это здание мне — клуб и все прочее, — ты останешься в деле. Ты сможешь поставлять мне выпивку.
— Какая ставка, Ротштайн? — спросил Эрп.
— Уже не «мистер», маршал Эрп? — мерзко улыбнувшись сдающему, поинтересовался Ротштайн. — Джонни сказал, что я могу поставить столько, сколько мне вздумается. Что ж, я ставлю сто тысяч долларов против этого особняка со всем его содержимым. Это честная ставка.
Раньон, который мало что сказал за весь вечер, обратился к Джонни:
— Джонни, я бы не…
— Легко иметь дело с Арнольдом, Джонни, — добавил Мизнер, наклонившись вперед. — Он чудесный человек, но если он сопрет горящий камин, он потом вернется за дымом.
— Ставка, — сказал Холидэй.
— Джонни! Нет. Ты пьян, будь ты проклят, — заявил Эрп, сдвинувшись на край кресла.
Глаза и ноздри Холидэя расширились, словно у вставшей на дыбы лошади.
— Ты не мой папочка! Вы работаете на меня, «маршал» Эрп… и я принимаю эту ставку.
— Отлично, — сказал Ротштайн. — Хорошо.
Мастерсон подошел к Холидэю и положил ему руку на плечо.
— Джонни, нет. Я уверен, мистер Ротштайн поймет, если…
— Черта едва, — отрезал Ротштайн.
Холидэй смахнул руку Мастерсона и ухмыльнулся, веером выложив карты, все сразу. Эл внезапно понял причину его уверенности.
Четыре валета. Пинок даме.
Эл присвистнул, и даже Раньон и Мизнер, стоявшие неподалеку, улыбнулись.
— Вау, — ухмыляясь, проронил Мастерсон, который уже снова стоял у двери вместе с Текс.
— Хорошая карта, — безразлично процедил Ротштайн.
Холидэй согнул пальцы, протягивая руки за всеми этими жетонами и деньгами… но Ротштайн перехватил ближайшее к себе запястье соперника.
— Не торопись, молодой да быстрый.
Холидэй нахмурился, все еще собираясь забрать выигрыш, и Ротштайн принялся выкладывать свои карты, по одной.
Король червей.
Король треф.
Король бубен.
— И еще одна, — сказал Ротштайн… и выложил короля пик.
Ошеломленный Холидэй вскочил на ноги, пошатываясь, в его глазах читалось недоверие.
— Ты мошенничаешь, ублюдок! — зарычал он.
Ротштайн поднял руки вверх, словно сдаваясь.
— Понимаю твое разочарование, — спокойно проговорил он.
— Все знают, что ты мошенник, Ротштайн, будь ты проклят!
— Обычно я обращаю внимание на оскорбления, — сказал Ротштайн, медленно и аккуратно вставая, выставив ладони вперед. — Но я понимаю, что ты выпил, да и расклад такой, как этот, маловероятен.
— Маловероятен?! — зарычал Джонни, наклонившись через стол к Ротштайну и весь дрожа. — Ты думаешь, что из-за того, кто ты такой, ты сможешь украсть все, что я заработал? Ты думаешь, я так это оставлю?
— О Джонни, пожалуйста, не делай ничего, — прошептала стоявшая в дверях мисс Дуглас, бледная как смерть.
Что еще она хотела сказать, Эл так и не узнал. Официантка могла сказать «глупого» или «безрассудного», но ее парень уже сделал то, что можно было назвать обоими словами.
Холидэй выхватил из ножен в левом рукаве все тот же сверкающий нож, чтобы резануть Ротштайна. Сталь блестела и мерцала, на этот раз не угрожая Элу.
Он выхватил из кармана револьвер и трижды выстрелил в Холидэя, в голову, в грудь и в живот. Второй и третий выстрелы попали в цель, и Холидэй схватился левой рукой за сердце, а потом за живот, продолжая сжимать правой рукоять ножа. Мисс Дуглас вскинула к лицу сжатые в кулаки руки, закричав «Убивают!», а Холидэй сделал что-то вроде поклона, в то время как кровь двумя широкими алыми полосами заструилась по его рубашке. Сложившись пополам, он замертво упал на пол с глухим стуком.
Эл замер с револьвером в руке. Из дула вопросительным знаком поднимался дымок.
Миниатюрная официантка уже подбежала к своему возлюбленному и охватила его голову руками, прижимая ее к своей груди и навзрыд плача.
— Позовите доктора! — кричала она снова и снова, не обращая внимания на струящуюся по нему и по ней кровь. Глаза Холидэя были закрыты, а лицо обмякло. Эрп быстро подошел к нему и проверил пульс на запястье и на шее.
— Не надо доктора, Дикс, — мрачно проронил Эрп, покачав головой.
Ротштайн уже был рядом с Элом и произнес почти шепотом:
— Я обязан тебе. Ты спас мне жизнь, и я этого не забуду.
— Он собирался…
— Знаю. Но тебе надо убираться отсюда, — добавил Ротштайн, окончательно перейдя на шепот. — Все здесь понимают, что ты спас мне жизнь, но они тебе не друзья, и при таком количестве свидетелей…
Позади Ротштайна виднелись головы Мизнера и Раньона.
— … тебе нельзя рисковать.
В голове Эла пробегало множество мыслей, никуда не ведущих.
— Что мне делать, мистер Ротштайн?
— Убираться отсюда к чертям собачьим. Отсюда, из города… только уходить.
Ротштайн вынул револьвер тридцать восьмого калибра из размякших пальцев Эла.
— Я это выкину.
